Митрополит Филипп

В том же 1567 году скончались два владыки: суздальский Елевферий и смоленский Симеон. На их места Филипп поставил Пафнутия и Феофила. (Первому из них предстояло сыграть важную роль в судьбе митрополита. В трудный час он не забыл благодеяний Филиппа.) Летом епископ Пермской и Вологодский Иоасаф оставил кафедру, почувствовав, что старческая немощь не позволяет ему заниматься делами. Пришлось подыскивать замену и ему… В конце 1567-го или начале 1568 года митрополит поставил на место епископа Сарского и Подонского Галактиона владыку Германа.

Таким образом, Филиппу пришлось постоянно решать «кадровые проблемы». Он не имел опыта в таких вопросах, но помимо него заниматься ими было просто некому.

Во второй половине 1566 года в Москву приехали посланники от иерусалимского патриарха. Филипп, человек провинциальной Церкви, ранее не прикасавшийся к делам, давно известным в Москве, смог увидеть, сколь бедственно положение его единоверцев под властью турок. С православного Востока на Русь регулярно приезжали за милостыней. Нищее, бесправное греческое и славянское духовенство страдало от жестокого угнетения. Жизнь и смерть архиереев зависели от воли турецкого султана. Вот и сейчас три греческих старца с Афона — Константин, Макарий и Пахомий — вместе с архимандритом Аникеем явились просить бескорыстной помощи у богатых северных соседей. Иван IV одарил их огромной по тем временам суммой в 300 рублей серебром и переправил в декабре на земли Литовской Руси через русский Полоцк. А там, в приграничных местах, как раз шли масштабные строительные работы, воздвигались новые крепости…

Несколько месяцев спустя Иван Васильевич отправил константинопольскому патриарху Митрофану и афонским монахам «бологодать от своея казны» с купцами Афанасием Глядовым и Иваном Катковым. Государь просил благочестивых иноков молиться о спасении душ двух дорогих ему людей, оказавшихся в загробном мире, — брата Юрия и первой жены Анастасии Захарьиной-Юрьевой. Быть может, эту мысль подал ему именно Филипп. И Анастасия, и Юрий умерли давно (соответственно в 1560 и 1564 годах); с тех пор минули годы, но лишь при Филиппе Ивана IV посетила идея о их особом поминовении у древних православных святынь.

До поры митрополит поддерживал Ивана Васильевича во многих делах, не исключая большой политики. В царствование Грозного многие кампании русской армии облекались в форму настоящих крестовых походов. Выходу войск из Москвы предшествовали молебны, духовенство совершало большой крестный ход, архиереи благословляли государя и отправляли наставительные послания в полки. На востоке и юге России противостояли старинные противники христианства — магометане. На западе выстраивались давние враги православия — католики. К ним добавился протестантизм, получивший невероятное распространение в русских землях Великого княжества Литовского, да и в Ливонии. Протуберанцы протестантских проповедей достигали России. Тут они становились источником радикальнейших ересей. Поэтому у нас все разновидности протестантизма не мудрствуя лукаво называли «Люторовой ересью» или «Люторовой прелестью». Осенью 1567 года Иван IV готовился совершить еще один поход в Ливонию. Филипп тогда рассылал «богомольные грамоты». До наших дней дошла одна из них, адресованная монахам Кирилло-Белозерской обители. В ней митрополит призывает молиться за царя. Он обрушивается словом на врагов, совершавших «злой совет… на святую и благочестивую христианскую веру греческого закона». Особенно достается «Люторовой прелести». По словам Филиппа, «боговенчанный царь» оскорбился и опечалился, узнав о неистовой деятельности протестантов, а затем по его, митрополита, благословению пошел на своих недругов войной за веру и за царство. Таким образом, Филипп возлагает на православное воинство священную, очистительную миссию.

Еще митрополит Макарий придавал походам Ивана Грозного вид войны за веру. Филипп стоял на том же. И странно было бы ждать иного от главы Русской церкви.

Итак, до конца 1567 года отношения между царем и митрополитом — мирные, «симфонические»[64]. Признаков сколько-нибудь серьезного конфликта нет, напротив, видно доброе согласие светской и церковной властей.

Однако почву для конфликта подготовило дело, никак с опричниной не связанное.

Глава величайшей православной церкви наделен обязанностью смотреть за состоянием нравственности русского общества, в первую очередь его высших слоев. Весной 1567 года Иван IV начал переговоры, шедшие вразрез с добрыми христианскими чувствами его подданных. Это было нечто невиданное и мерзкое.

Вот уже несколько лет (с 1561 года) он состоял во втором браке — с крещеной кабардинской княжной Марией (Кученей) Темрюковной. Доброе здравие супруги не позволяло предполагать скорой ее кончины. (Умрет она только в конце 1569 года, да и то, по некоторым свидетельствам, не своей смертью.) Ничто не говорило о ее желании принять монашеский постриг. Она не давала оснований и для упреков в бесплодии: еще в 1563 году у нее родился царевич Василий.