Митрополит Филипп

«…Да послал еси к вам на стол братии и с квасом, и слугам, и детем восмь рублев, с слугами с Герасимом, да с Селюгою. Да послали есми к вам братии три рубля милостыни, на двести братов по полуалтыну, да детем на триста человек полтора рубля, по деньге. И ты б, Паисея, Бога ради стол велел на братию поставити и на слуги, и на дети с квасом, да за столом бы еси помянул братии, чтоб молили Бога за благоверного царя и государя, великого князя Ивана Васильевича всея Русии, и за благоверную царицу великую княгиню Марию, и за богодарованные чада, царевича Ивана и царевича Федора, и за христолюбивое воинство, и за все православное крестьянство, и меня б грешнаго во святых молитвах своих поминали. А яз вас благословляю и много челом бью… Бога ради живите любовно». Последние слова — правда всей жизни Филиппа. В них скрыта главная суть его истории, печальной и величественной.

Как будто Высший Судия встал рядом с человеком и вдохнул ему в уста эти несколько слов: «Бога ради живите любовно».

Глава пятая ПРОТИВ ОПРИЧНИНЫ

Что сохранилось от Филиппа в памяти потомков? Почему он остался в истории? Мирное его архиерейское служение не известно никому, кроме специалистов по истории Церкви, точно так же как жизнь и деяния десятков других митрополитов, правивших русским духовенством. Не встречи с восточными иерархами, не письма в Соловецкий монастырь и не поставления в сан епископов создали в памяти потомков образ Филиппа как великого человека. Вся его жизнь с ее монашескими трудами и хозяйственными заботами оказалась приготовлением к подвигу, совершенному на склоне лет.

Вот она, роль, тихими десятилетиями ведущая человека к кульминации сюжета, дающая ему возможность в каждой сцене научиться чему-то важному для «главного полдня», а потом обрушивающая на него обстоятельства, в которых он может проявить себя достойным своего предназначения или же «провалиться».

Люди помнят тех немногих, кто сумел сыграть свою роль, как следовало. Помнят и учатся у них.

Господь любит всех нас; но те, кто достиг душевного совершенства и поступками явил его в земной жизни, может быть, угодны Ему более кого бы то ни было.

Филипп, аскет и хозяйственник, пас на Соловках малое стадце духовное. В Москве его наставничество приняло непривычную форму, возведя прежнего игумена на высоту пастыря всея Руси. Всю душу митрополит вложил в свое пастырство, достигнув в нем состояния совершенной любви. Для этого он должен был победить страх перед телесными муками, унижениями и насильственной смертью. И Филипп научился любить свою паству так, что все эти угрозы перестали тревожить его. В словах и действиях митрополита проявился и заиграл с изначальной силой образ Божий, вложенный в каждого человека, но у большинства дремлющий, искаженный. В суете столичной жизни Филипп достиг столь высокой степени оббжения, что фигура его будто омывает современников сиянием духовной чистоты. От него словно исходит свет, перед которым пестрая гуща старомосковской цивилизации застыла в изумлении, радости и трепете.

Главные события его жизни связаны с выступлением против опричнины. Переходя к ним, прежде стоит вглядеться в суть опричных порядков.

Опричнину оценивали по-разному. Многие считали и считают ее дикой выходкой кровавого маньяка, занявшего русский престол. Но психическими сдвигами правителей можно объяснить что угодно, где угодно и когда угодно. Невелика цена таким объяснениям — слишком уж они произвольны. Кто-то видит в опричнине очередное проявление «исконно присущего» русскому народу сочетания холопства с деспотизмом. Подобные взгляды бесконечно далеки и от науки, и от здравого смысла. С противоположной стороны слышится бесконечная апология «истинно великого» государя, «очистившего» Русь от скверны ересей, предательства, безбожия и т. п. Ну что же, очистить от блудного соблазна можно и путем кастрации. Только откуда в таком случае брать детей? На научной почве возникли более здравые версии. В соответствии с одной из них, Иван IV проводил политику разрушения крупного княжеского землевладения. В соответствии с другой — рушил последние оплоты удельной раздробленности, крепил централизацию державы. В соответствии с третьей на строительство сего причудливого учреждения первого русского царя подвигла Ливонская война.

Чтобы понять смысл опричнины, надо обратиться к истокам Московского царства.