Митрополит Филипп

Несколько прямолинейно высказался на этот счет современный историк Р.Г.Скрынников: «Надо учитывать, что тиранические склонности сочетались в личности Грозного с искренней верой и преданностью православной церкви. Иван IV много лет знал игумена и уважал его за строгую иноческую жизнь и талант строителя. Постоянно манипуляруя церковью, превращая ее в орудие политической интриги, царь по-совему заботился о ее величии и красоте. Среди иерархов Филипп мог лучше других позаботиться об укреплении авторитета митрополичьего дома и устройстве его материальных дел. Живя на дальних северных островах, игумен остался в стороне от бурных событий, разыгравшихся в столице после учреждения опричнины, что также говорило в его пользу». Здесь многое сказано грубее правды, но в целом точно. Конечно, тому, что Иван Грозный «много лет знал игумена и уважал его», доказательств нет. Скорее, напротив. Филипп, как уже говорилось, оказывался в Москве редко. Царь если и помнил его, то смутно. Государеву память явно кто-то «оживил».

Но кто знал Филиппа в среде высших церковных иерархов? Ведь кому-то же следовало сообщить царю о том, что в далеком море, на острове, вдали от малых и больших городов, правит игумен, бессеребренник и аскет, отличающийся необыкновенными хозяйственными талантами и неменьшим благочестием. А если некая доверенная персона из светской знати и рассказала государю о таком человеке, то в Церкви должно было найтись лицо с очень большим авторитетом, которое подтвердило бы эти слова.

Кабы речь шла о событиях 1563-го, или, скажем, 1560 года, тогда естественно было бы остановиться на кандидатуре митрополита Макария – очевидного доброхота Соловецкой обители. Но к середине 1566 года Макарий вот уже несколько лет как покоился в могиле. Рекомендации его, если и давал он их государю, успели забыться. «Помню, приезжал какой-то игумен со Студеного моря, с полночных берегов. Сыскать бы его!» – «Смилуйся, великий государь, не вели казнить, – какой там игуменишка был, то всё запамятовали…»

Как ни странно, таким лицом можно считать архиепископа Новгородского Пимена. Житие святого Филиппа числит Пимена в стане врагов митрополита, чуть ли не злейшим из них. Но… Враждовали они не всегда[58]. В 1566 году именно Пимен мог сказать о Филиппе доброе слово. Соловки располагались на краю церковной области, отданной ему под управление. И уж кто-кто, а Пимен знал о Филиппе и трудах его предостаточно. Пимен, по словам современника, «вел чистую и очень суровую жизнь», кроме того, он был ставленником самого святителя Макария, великого духовного наставника Русской церкви. С практической точки зрения, выдвижение «своего» игумена создавало для Пимена благоприятную ситуацию в Московском митрополичьем доме. Наконец, к его слову государь прислушался бы в первую очередь: после отхода Афанасия от дел Пимен по своему положению в церковной иерархии автоматически занимал пост «местоблюстителя», т. е. оказывался первым лицом. Иван IV тогда еще Пимену доверял: именно архиепископ Новгородский ездил в Александровскую слободу упрашивать государя от имени духовенства о возвращении на трон, когда Иван Васильевич оставил царство. С кем же еще советоваться, как не с ним?

Интересную гипотезу высказал церковный историк митрополит Макарий (Булгаков). Он напомнил читателям о том, что в годы правления Ивана IV, в частности, при игуменстве Филиппа, Соловецкий монастырь осыпан был царскими милостями, получил богатые подношения. «Может быть, – пишет митрополит Макарий, – Иоанн, оказав Филиппу столько знаков своего царского благоволения, рассчитывал, что Филипп охотно согласится быть в полной его воле, и, занимая митрополитскую кафедру, будет постоянно держать его сторону, и ни в чем не станет ему противоречить. Но такой расчет, если только он существовал, скоро оказался неверным». Филиппу ли оказывались государевы благодеяния? Или все-таки обители Соловецкой? Сам ли царь принял решение быть благодетелем Соловков, или же перед ним ходатайствовали архиепископы Новгородские – Макарий, Пимен? Невозможно дать прямой и точный ответ на эти вопросы, поэтому гипотеза высокопреосвященного Макария остается гипотезой.

Ближе прочих к истинному положению вещей выглядит иная версия. Возвышение Филиппа связано с родственной протекцией.