Митрополит Филипп

Услышав такое, вознегодовали епископы на своего митрополита: «Как можешь ты царя утверждать в вере, если сам творишь неистовое?» Особенно старался, угождая Ивану Васильевичу, Пимен. Для кого-то, наверное, обвинения отрока прозвучали как гром среди ясного неба. Их чувства были искренними. Ну а кто-то (в том числе архиепископ Новгородский) и рад был их поддержать, желая мира с царем и готовясь убрать с митрополии человека, мешавшего этому миру. Филипп, наблюдая за суетливыми трепыханиями Пимена, холодно пророчествовал ему: «Тщишься похитить чужой престол, но вскоре из своего извержен будешь!»[101]

«Иконом» Успенского собора Харлампий, зная, что Филиппа стремятся оклеветать, допросил отрока со всей строгостью[102]. Тот со слезами признался: «Меня принудили…»

Епископы, любившие Филиппа, оставили прежнее сомнение и негодование. А у тех, кто занимал позицию Пимена, исчез повод нападать на него. Но и те, и другие поняли: дело идет к лишению сана.

Филиппа упрашивали простить певчего. И он отнесся к проступку молодого человека с необыкновенной мягкостью. Обращаясь к несчастному отроку, Филипп сказал: «Пусть будет к тебе милостив Христос, любезный, пусть дарует Он тебе прощение. А ты прости тем, кто научил тебя такому». Не гневаясь на архиереев, глава Церкви молвил им горькие слова: «Знаете ли, возлюбленные, чего ради хотят меня извергнуть и подталкивают к этому царя? Я не простер к ним словес лестных, не ласкал их и не облекал в брачные ризы… Но если об истине умолчу, да не останусь в епископском чине![103]»

Совершенно ясно: митрополит понимал, что гнев и недоумение высшего духовенства стали результатом интриги, за которой стоят все те же опричные советники Ивана Васильевича. Архиереи были избраны ими на роль орудия для свержения Филиппа. Некоторые епископы не видели сути происходящего, их использовали «втемную». Другие же, как Пимен, вступили на этот путь сознательно. Филипп не собирался идти в угодники опричнины, напротив, он требовал извергнуть его из сана, только в том случае, если он обратится в «ласкателя» опричных порядков.

Царь был недоволен и рассержен: первая попытка сбросить Филиппа с митрополии не удалась, напротив, добрая репутация первоиерарха укрепилась. Теперь, где бы ни встречались они с Филиппом, государь обращал к нему «немирные» слова.

Очевидно, попытка очернить Филиппа сопровождалась каким-то церковным собранием, куда съехались русские архиереи. Смысл его не был тайной за семью печатями для современников. И новгородский летописец мог именно к нему приурочить начало «вражды».

Другим архиереем, которого пытались использовать против Филиппа, стал суздальский владыка Пафнутий. На декабрьском Соборе 1567 года он выступил как противник митрополита. Теперь в нем увидели еще одну фигуру для игры против главы Церкви.

На Соловки отправилась «следственная» комиссия, куда вошли, помимо Пафнутия, архимандрит московского Спасо-Андроникова монастыря Феодосий, опричный дьяк Дмитрий Михайлович Пивов, а также князь Василий Иванович Темкин-Ростовский, возглавивший крупный воинский отряд. Официальной целью комиссии было «испытать… каково было прежнее житие митрополита». Что же касается истинной цели, то она видна по действиям должностных лиц: выбить из соловецких насельников показания, которые можно было бы использовать против Филиппа. Поводом для отправки комиссии, очевидно, стало разбирательство, связанное с бедным певчим. Его использовали в духе: «А вдруг что-то было? Так давайте проверим основательно».

Князь В.И. Темкин располагал людским ресурсом, неадекватно большим для обыкновенной проверки «прежнего жития» игуменского. С ним было, в частности, 10 дворян. Это показывает размах следственных мероприятий. Такого нашествия столичных чинов Соловецкий архипелаг не знал никогда. Подверглись аресту настоятель Паисий и десяток старцев. Соловецких иноков направили в столицу, рассчитывая опереться на их показания, когда начнется судилище над Филиппом.

На Соловках Темкин и его люди оставили по себе дурную славу. Здесь долго поминали недобрым словом радикальные методы «следователей». Кое-кого из монахов принуждали к лжесвидетельству «ласканием», «мздоимством». Другим обещали «сановные почести». Третьих откровенно запугивали. Князь Василий Иванович и архимандрит Феодосий без устали искали следы какой-то вины Филиппа. Очевидно, к монахам, не желавшим помогать им в этом, применяли «особые» меры. Следователи нанесли соловецким старцам «многие раны», требуя «напрасно на святого неподобная глаголати». Но неожиданно для себя они встретили упорное сопротивление: старцы готовы были терпеть мучения за любимого настоятеля. Иноки отвечали на впросы «следователей» одними и теми же словами о «непорочном житии» Филиппа на Соловках. Вместо «компромата» князю Темкину со товарищи доставались совершенно иные свидетельства: им приходилось слушать про то, как Филипп, исполнившись мыслей о Боге, пексы «о святом месте и о братском спасении».