Ветер начал стихать, и наклонившаяся рябина выпрямилась, черные тучи над Кальвариенберг рассеялись, и небо на востоке до самого горизонта прояснилось. Озеро постепенно успокоилось, расколотый лед уже не громоздился у берега, тысячи небольших льдин пятнами покрыли черную поверхность воды, разрушительная работа осталась позади. В саду на снегу лежала крыша. Несущие балки в основном не пострадали, и плотники позднее поставили их на место. Гости, которые еще ночью бурно праздновали, на следующий день помогали восстанавливать дом. Благодаря новому крепежу крыша обрела прочность и по сей день выдерживает все испытания. Мечтательный, погруженный в дурманящую тоску владелец усадьбы на озере за ночь превратился в толкового хозяина и отца семейства. Муж и жена любили друг друга до самой ее смерти, и в деревне еще долго говорили, что хозяин усадьбы на озере в ночь карнавала 1954 года арией из оперы Вагнера усмирил бушующую бурю.
Дело в том, что один человек слышал его пение той памятной ночью, один-единственный, даже полчеловека – пострадавший от бомбежек и с тех пор безработный виолончелист Лео Пробст. Он вышел из дома по нужде и, услышав, как с озера доносится оперное пение, а буря стихает, на мгновение подумал, что настали времена, которых он с таким нетерпением ждал, и что художественное воображение наконец-то воцарилось над пошлой действительностью. Куда бы он ни пошел в те дни, он рассказывал, что видел, как музыка Вагнера поставила на колени бога бури.
Еще многие годы, как только подворачивалась возможность, он добросовестно и с выражением неустанно повторял эту правду, восхваляя главенство искусства над природой.
Для Панкраца нервный срыв, настигший его ранним утром двадцать восьмого февраля, стал переломным моментом, которого он не осознал ни в тот день, ни на следующий, ни спустя недели и месяцы. Он продолжал воспринимать время и жизнь так же целостно, как и прежде. Уже под конец жизни, когда Панкрац большую часть времени проводил в невысоком кресле и спал сидя, он, бодрствуя, возможно, и задумывался разок-другой, когда же так случилось и почему, что его прежде такая взбудораженная душа вдруг начала успокаиваться, но совершенно точно не вспоминал о том февральском дне на девятый год после Второй мировой. Нет. Время и обстоятельства, при которых он ощутил под ногами твердую почву упорядоченной семейной и хозяйственной жизни, ускользнули от его сознания. Он чувствовал только, что жизнь вошла в спокойную колею. Просто принял это и лишь слегка и недолго удивлялся.
И всё же именно события одной ночи перевели жизнь Панкраца на другие рельсы, где он
Итак, в усадьбе на озере день после февральского карнавала начался, как и все предыдущие: работа ждать не станет. Было в порядке вещей, что хозяин наутро стоял в саду среди обломков сорванной крыши вместе с начальником пожарной команды Зеппом Майрхофером из Кирхгруба и руководил разбором завалов – как и его отец на пожарище двадцатью годами ранее, как и женщины, расчищавшие города после бомбежек девять лет назад. Вскоре у дома была новая железная крыша, выкрашенная в кирпично-красный. Она, как и прежняя, защищала дом от дождя и ветра и дарила его обитателям ложное чувство вечной безопасности и покоя.
Плотники еще занимались работой, которая продолжалась две недели, жестянщики резали железо и крепили на балки, а хозяин с тремя работниками, к которым присоединились поденщик Туцек и три близких родственника, приступили к заготовке льда. После
– Тпру, Бройндль, тпру, – успокаивал Панкрац коня, который наступил на плавающую льдину, после чего та покачнулась и задние ноги животного опасно разъехались. Конь кое-как поднялся и дрожал.