– Да. Ты не сказал ничего такого. Это правда. Ты просто говорил без всякой совести. Не знал, что говоришь. Раньше вы все повторяли: ничего не знаем! Все немцы. Потом вы узнали. А теперь опять говорите, не зная что. Так что же? Ты знал или ничего не знал? Если не знал, так спроси. Пойди и спроси! А не болтай чушь!
Ценцу было не по себе. Он бы с удовольствием ушел. То же самое чувствовали Валентин и Виктор. Они видели, что племяннику кровь бросилась в лицо. Он побагровел до корней волос. Надо было бы помочь ему. Он еще молод. По сути, не сказал ничего дурного. Может быть, не следовало болтать так неосторожно. Но прошло девять лет, боже мой, ему тогда было всего тринадцать. Он даже не участвовал в народном ополчении. Что с него взять? Зачем загонять его в угол?
Туцек открыто смотрел в лица сидевших напротив мужчин. Хоть он и обращался только к наглому мальчишке, но имел в виду всех. И они это понимали. Он немного успокоился, уже не так злился и, скорее, ощущал веселье, будто играл в игру с молодым и самоуверенным крестьянским парнишкой, так необдуманно бросающимся словами и не понимающим, что говорит. Юнец ни капли не сомневался в знакомом ему мире, который, как он считал, лежит у его ног. В этой игре он был юным наивным глупцом, а остальные за столом предпочли бы остаться в стороне и равнодушно наблюдать, однако тоже погрузились в неуютную атмосферу и зашевелились в ней, как клопы под теплым одеялом. Впрочем, они не желали сносить нападки и с удовольствием спрятались бы.
Панкрац, как хозяин дома и высшая инстанция за столом, попытался решить дело миром.
– Карл, – обратился он к Туцеку, – мы не знаем, почему вы разволновались. Возможно, пережили что-то ужасное, чего не пришлось пережить остальным за этим столом. Мне кажется, здесь нет ни одного, на ком так или иначе не отразились те ужасные времена, но они давно миновали. Вот Бертл, сын моей сестры из Зеевизена, – посмотрите, что с ним произошло, как мы боялись за него! Или господин Хануа, которого русские лишили родины. И Ценц, и Валентин, и я: мы не были на фронте, но исполняли свой долг в тылу врага и были беззащитны. Меня даже ранило. А Старый Зепп, другие старики и женщины, они тоже сражались на родине, чтобы не прекращалось снабжение войск, чтобы мы не остались без самого необходимого во вражеской стране. Конечно, в лагерях – как бы это сказать – творились очень некрасивые вещи. Но все это стало известно уже потом. И теперь людям снова живется хорошо. Так может, стоит забыть обо всем и смотреть вперед?
– Но вы не знаете, где это впереди, если не знаете, где было позади, – возразил Туцек.
– Впереди – это там, куда я иду.
– Но вы придете назад.
– Там я уже был. И могу оставить это позади.
– Но пока вы не очутились позади, позади было впереди.
– Верно. Я пришел туда, но отправился дальше.
– Нет. Вас погнали дальше.
– Кто?
– Ваши враги.
– Но теперь они друзья.
– Вот именно: вам нужны друзья, которые будут следить, как бы вы опять не пошли назад.
– Успокойтесь, пожалуйста, – упрашивал хозяин строптивого чеха, – если с кем-то обошлись несправедливо, вину загладили. В каждой газете написано: мы больше не допустим ничего позорного. Поймите вы это.
Он взволнованно встал и тут же снова сел. Остальные кивали и что-то бормотали в знак согласия с ясной речью Панкраца, давая понять, что ковер, под который замели мусор, безупречно украшает пол родной страны.
Туцек тоже это понял.
– Я не хотеть никто обидеть, – сказал он и поднял руки, сдаваясь, – я лишь задал несколько вопросов.
– Вот и хорошо, – похвалил Панкрац, одновременно успокаивая остальных. – Мы не злопамятные. Просто везде должна бывать правильность, – он заговорил ломаным языком, подражая Туцеку и стремясь разрядить обстановку; остальные заулыбались и закивали.
– Тут вы правы, – согласился Туцек, – нельзя быть злопамятный, и во всем должна быть правильность. Поэтому я вам рассказать историю. Есть время? Если нет, все равно найдите.
Поскольку рабочий день закончился и Панкрацу удалось всех успокоить, восстановить мир и подтвердить свой непререкаемый авторитет, Панкрац покровительственно сказал:
– Историю? Само собой! Это другое дело, правда?
Остальные закивали, откинулись на спинку скамьи или оперлись локтями о стол, предвкушая историю. Хозяин принес еще три бутылки пива на шестерых, и все приготовились слушать.
– Вы знаете, конечно, – начал Туцек, – что я из тех краев, где старики, значит, предки, рассказывать все, что знали про жизнь, что выучили, они рассказывать детям, чтобы им была польза в жизни, чтобы не все поколения получать один и тот же опыт, а чтобы знать опыт предки и не начинать всегда сначала, а развиваться, и получать опыт, и жизнь делаться лучше, а работа легче, и лучше понимать другие люди. В такие истории, чтобы они были занимательнее и интереснее, особенно для детей, потому что те должны учиться больше всех, рассказчики всегда добавлять немножко выдумка, немножко украшать правду неправдой, чтобы слушатели веселились, удивлялись и слушали с удовольствием. Так людей научили предки.