Mittelreich

Многие живут месяцы и годы, все время прячутся в норах контрабандистов или в нишах между стены. Они выходить только ночью, потому что опасно, потому что много соседи немцы, и они часто нацисты и сразу выдавать, если видеть беглецы. В лето 1944 год приходят эсэсовцы в Штайнермюле, в каждый дом и лес, ищут, где евреи. В один дом на чердаке с двойной пол прятаться двадцать человек: мужчина, женщина, ребенок. Они часами сидеть на чердак, потому что везде в Штайнермюле облава. На улица очень жарко и еще жарче на чердак. У них нет ничего пить, они не могут выходить и что-то приносить и охлаждаться. И все бояться, все очень бояться и в ужасе. И иногда слышно, как они находить людей в другой дом, потому что те кричать и плакать, и говорить невозможные вещи, чтобы не идти с ними. И тогда страх еще сильнее. И тогда эсэсовцы приходят в этот дом, где в двойной пол прячутся двадцать людей. Они слышат, как эсэсовцы в нижнем этаже распахивать шкафы и ломать много вещей и окна. И все на чердаке видят в щели, как на метр под ними ходят эсэсовцы, и они замирают и даже почти не дышать. И вдруг одна женщина, у нее маленький ребенок, младенец, она стонать, потому что больше не выдерживает жару и что нельзя шевелиться. А потом она говорить, всякие глупости, потому что немножко помешалась. Другие люди прикладывают пальцы ко рту, нельзя говорить, нельзя стонать. Но эта женщина уже не в себе, она забывает, что опасно, тело мучает ее, и голова уже не может думать. Она дальше стонет и говорит глупости. Тогда встает мужчина, большой мужчина, и он садится рядом с эта женщина, обнимать руками и закрывать ее рот, очень осторожно и нежно, потому что он хорошо знает женщина, не сердится на нее, любит. Но женщина стонет все громче и потом кричит, пусть он уйдет, и все думают, что эсэсовцы нашли их убежище и что все теперь попадут в газовая камера. И мужчина тоже так думает. И другие не могут ничего сделать, женщина совсем повредиться в уме, поэтому все должны умирать. Мужчина думать, он в ответе за других, и за женщину тоже, которая больше не выдерживает, все из-за этого в опасности. И тогда мужчина сдавливать руками шея женщины, долго, пока она уже не живая, она мертвая. После какое-то время люди, которые все замерли, потому что мужчина убивать женщина, слышат, как эсэсовцы уходить и идти в следующий дом. Вечером эсэсовцы покидать деревня.

Позже, через неделю, они возвращаться посреди ночи и находить все люди, которых не нашли раньше, потому что они уже были не так осторожны. И все люди с чердака отправляются в концлагерь и позднее все умирать. Только младенец мертвый еще раньше. Потому что умер от жажды и голода, потому что не мог уже пить из груди мертвая мать. Мужчина, который убил женщина, чтобы другие могли жить, тоже попал в концлагерь в Дахау. И там он должен был работать в аптека, где врачи делать эксперименты над пленники. Он сын контрабандиста из Штайнермюле, учился в Праге на аптекаря, и нацисты могут использовать его для научный опыт. И он смешивал много химические материалы, поэтому умерли много заключенные. А потом он выжил и женился на женщина, которая уже имеет шесть детей от другие мужчины, потому что он все время винить себя в убийстве молодая женщина с младенец, ведь младенец остался один и умер от жажда. Он думал, что может исправить, с другими детьми. Но он не может.

Туцек несколько раз медленно качнул головой и улыбнулся. Затем снова взглянул на юного племянника.

– Ты понимать, почему я спрашивать, видел ты концлагерь и эсэсовца в концлагере. Я спрашивать, потому что я тот мужчина. А та женщина был моя жена, младенец моя дочь. И всегда, как я думаю про эта история, я смеюсь, хотя, может, история не очень смешная. Но когда я про это думать, что те люди жили на неделю дольше, я смеяться, потому что они боялись, они боялись на неделю больше, и только моя жена, которая я задушить, не боялась в ту неделю. И когда ты делать шутка про концлагерь и эсэсовца, а ты никогда не видел, я тоже смеяться, потому что ты ничего не бояться, как моя мертвая жена и младенец, потому что тоже ничего не знаешь, потому что ты уже все равно как мертвый.

Туцек глуповато хихикнул, уже не владея собой. Хихикая, он встал и вышел из кухни, остальные продолжали сидеть, смущенные, но не потрясенные сверх меры. Только Ценц присвистнул сквозь зубы и бросил:

– Значит, этот тип пришил жену!

Он встал и заявил, что уже почти половина восьмого вечера и пора бы расходиться.

Туцек прошел из кухни в конюшню, где до этого оставил пальто, накинул на плечи, спустившись в ледник, а потом еще раз заглянул в кухню и напомнил всем в последний раз, что с самого начала обещал захватывающую и веселую – это для него особенно важно, он безудержно хихикал – историю и что история, которую он рассказал в последний раз, была веселой…