Mittelreich

Но это не помогло. Тереза не вернулась. В хлеву она опустилась на свежую подстилку перед любимой коровой и стала почесывать ей голову. Маленькая лохань перед кормушкой была прибежищем, когда требовалось восстановить утраченное душевное равновесие. Здесь хозяйке усадьбы было тепло и спокойно, животное доверяло ей и возвращало чувство гармонии – его ей недоставало с тех пор, как дети уехали учиться. Тереза чувствовала себя вещью, которую переставляют с места на место, почти не обращая на нее внимания. Она не справлялась. Той ночью, когда буря сорвала крышу, а беспомощность мужа превратилась в угрозу, хозяйка усадьбы собралась с духом и показала, на что способна. С тех пор она стала главной женщиной в доме, но, когда дети разъехались, утратила уверенность в себе. Тоска грызла ее, она ушла в себя и погрузилась в работу. На понимание с ее стороны рассчитывать не приходилось. Если она не говорила о насущных или повседневных делах, то молчала.

В последние годы на ее плечи и без того легло очень много работы. Все слуги ушли. Служанки обзавелись мужьями или нашли другую работу, на которой по выходным были свободны. Работники подались на фабрики. Остался только Виктор, но он не был полноценным помощником. Ко всем бедам добавились участившиеся жалобы хозяина усадьбы на боли в позвоночнике. Ночами он подолгу лежал без сна, боль мешала ему уснуть, и разговаривал с женой, изливая на нее недовольство, а она уставала и хотела спать. Днем он все чаще прекращал работать, и ей приходилось подключаться и выполнять часть его повседневных обязанностей.

Тереза чувствовала переутомление. У нее быстро сдавали нервы, когда упрямые золовки пререкались с ней, да еще и выходили победительницами в спорах.

Виктор, который вынужден был сидеть за одним столом с этой, по сути, так и оставшейся чужой ему семьей, ощущал неловкость во время подобных дрязг, вот и сейчас не знал, как поступить. Он встал, взял тарелку с недоеденным обедом, ложку, вилку и нож и уже на полпути к двери сказал:

– Ну, фройляйн Цвиттау была пожилой дамой из хорошей семьи. Я всегда восхищался ее манерами и обращением. Она наверняка получила отличное воспитание и все в таком роде.

Он добавил, что тут не обманешься, это сразу было видно. Он точно знает. А теперь говорят, что она неким образом почти мужчина. Да как это понимать?! Что вообще значит – «почти»? Она была женщиной, это же было ясно видно по одежде и слышно по голосу. Фройляйн всегда ходила в женский туалет, он никогда не видел ее в мужском. Иногда летом он видел, как она купается в озере возле причала – в женском купальнике. И, если можно так выразиться, у нее была настоящая грудь. В смысле не как у мужчины, а каку женщины. Купальник позволял отчетливо это увидеть.

– Господин Хануш, держитесь в рамках приличий, – рассердилась Герта, – нельзя же такое говорить вслух.

Однако хозяин усадьбы незамедлительно поспешил на помощь Виктору:

– А как иначе он должен был выразиться? – издевательски поинтересовался он. – Рукой показать или нарисовать? То, что у вас впереди, называется грудь. Ни прибавить, ни убавить.

У него было что сказать по вопросу, который серьезно его беспокоил, но сначала он хотел собраться с мыслями.

Сестры молча трясли головами в знак несогласия с дурно воспитанным младшим братом, перешедшим все границы, и были непоколебимо уверены в своей правоте. Тем не менее они отступили с поля боя и дали Панкрацу высказаться.