Mittelreich

Фройляйн Цвиттау жила незаметно, сосредоточившись на себе, после того как дети хозяина усадьбы подросли и им уже не требовалась няня. Благородное воспитание больше не ценилось. Первые годы учебы дети провели в начальной школе в Кирхгрубе, четыре дня в неделю у них были занятия по утрам и два дня – после обеда. В остальное время они делали домашние задания, играли с друзьями в индейцев и ковбоев или, забравшись под крышу амбара на сеновал, в избранной компании соседских детей исследовали свои тела, не нуждаясь в руководстве взрослых. Летом они помогали складывать сено, а осенью собирать картошку. По вечерам в кухне играли в настольные игры. Отец иногда пытался научить их играть в шахматы, но никто по-настоящему ими не заинтересовался. Дети хозяина усадьбы занимались своими делами. Фройляйн Цвиттау еще уважали, но уже не нуждались в ней. Когда дети отправились в интернаты и во взгляде хозяйки поселилось страдание, глаза фройляйн тоже подернулись матовой дымкой. До этого она интересовалась, как растут дети, но сейчас, когда они были слишком далеко, чтобы участвовать в их жизни, фройляйн, казалось, потеряла интерес ко всему. Она безвозвратно удалилась от созерцания мира. Почти.

Был весенний день, середина апреля, – воздух пах навозом и землей, трава пробивалась из-под земли, зеленела насыщенно и сочно, впервые с начала года сливаясь с черными грозовыми облаками в свинцово-тяжелую гармонию, которая последний раз духотой дурманила головы людей, уже настроившихся на весенний лад; влияние медлившей с уходом зимы. Любитель прогулок господин Зоммер увидел голую орущую девочку, продирающуюся сквозь кустарник вдоль дорожки между Оберзеедорфом и Кирхгрубом, и, будучи натурой возвышенной, не понял, как нужно действовать. От беспомощности он прибег к совершенно нечестному приему и рухнул на лесную тропинку, изображая припадок эпилепсии, который он, как человек с этим заболеванием, освоил до мельчайших деталей. От вынужденного созерцания превратностей чужой судьбы девочка, и без того потрясенная до глубины души, испытала второй, настолько сильный шок, что замолчала и застыла на месте, как столб. Без движения. Дыхание замерло. Ребенок начал задыхаться. Задрожал. Судорожно хватая ртом воздух, девочка теряла естественный цвет лица, синея. Вскоре появилась и желтоватая бледность. Еще чуть-чуть, и лицо навсегда утратило бы краски.

На дрожащую и задыхающуюся девочку с сине-желтым лицом, которая голышом стояла перед бьющимся на земле в припадке мужчиной лет пятидесяти, наткнулся прохожий. Он припарковал неподалеку машину и забыл там собаку, но от увиденной картины тут же вспомнил о ней, в панике помчался обратно и, чувствуя себя утомленным, словно после бессонной ночи, поехал к ближайшему телефону-автомату вызывать полицию и санитаров, чтобы те изучили его состояние, причиной которого, видимо, стало столкновение с действительностью.

Остальное выяснялось уже благодаря разумным действиям криминалистов. Из рассказа испуганной девочки общественность узнала о том, что чуть было не осталось навсегда тайной.

Когда спустя несколько часов полицейским и психологам в близлежащей больнице удалось более-менее успокоить девочку и она до какой-то степени пришла в себя, начались расспросы. Ее родители уже примчались в больницу. Рассказ всхлипывающего, то и дело заходящегося в плаче ребенка представлялся бездоказательным и одновременно правдивым. Казалось невозможным и что девочка в этом возрасте – ей было всего девять – могла такое выдумать, и что описанное произошло с ней на самом деле.

По словам девочки, она шла домой из школы и встретила незнакомую пожилую даму, которая попросила ее немножко посидеть с ней на скамейке возле креста, уже несколько веков стоявшего у дороги из Зеедорфа в Кирхгруб между двумя высокими липами. Девочку учили уважать старших, она выполнила просьбу и уселась рядом. Поговорили о школе, друзьях и подружках девочки, обсудили, есть ли у нее и пожилой дамы общие знакомые, выяснили, что, возможно, однажды во время праздничной службы в церкви сидели рядом, и решили вместе отправиться домой в Зеедорф через Оберзеедорф. Дорога вела сквозь густой, местами почти непроходимый лес, и, когда они прошли половину пути, дама, которая до этого бодро шагала вперед, вдруг остановилась, взяла девочку за руку и сказала:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Она повела девочку сквозь кусты к незаметной полянке. Там на покрытой мхом земле лежало шерстяное одеяло.