Mittelreich

В комнате повисло неловкое молчание. Пастор уже не кивал, но продолжал улыбаться и пытался понять, что скрывается за словами репортера. Историк, склонившись над диаграммой, искал другие варианты для дня торжества. Учитель делал вид, будто ничего не слышал, и шепотом объяснял бургомистру, что именно празднуется семнадцатого июня. Тот, однако, не слушал его и с беззастенчивым любопытством смотрел на Хубермана, ожидая, скажет ли он что-нибудь. Хуберман застывшим взглядом смотрел через окно на озеро, хотя озера не было видно, заседание комитета проходило вечером, весна только началась, дни стояли короткие, а летнее время еще не ввели, об этом только подумывали. Пока Хуберман смотрел в темноту, для него прояснились некоторые нестыковки в поведении его жены за последние месяцы, и он хотел продумать ясные и убедительные слова, прежде чем высказываться в этом кругу.

Хуберман работал модным фотографом в газете нового типа, которая именовала себя иллюстрированным журналом, была на рынке несколько лет и могла похвастаться постоянно растущими тиражами. В ней писали о людях, которые прославились благодаря профессии – о политиках, спортсменах, актерах, – аристократическому происхождению или даже громким убийствам и мошенничеству в крупных размерах. К статьям обязательно прилагались фотографии большого формата, на которых герои статьи были запечатлены в приватной обстановке или на общественных мероприятиях. В подобных изданиях статьи были, как правило, бесцеремонны, и репортеры, писавшие или иллюстрировавшие их, не стеснялись в выражениях. Неудивительно, что Хуберман, поразмыслив некоторое время, заявил:

– Нет, ну вы только посмотрите! Старая манда! Я так и думал, что она с кем-то трахается, последние недели у нее такой вид и запах – точно сука в течке. Мне насрать. Я обойдусь без этого засохшего куска дерьма. Но Бруку, репортеру, я припомню его поганые сплетни. Он мне за это заплатит!

Хозяин усадьбы, который, можно сказать, трусливо сбежал из комнаты, чтобы, по его словам, быстренько посмотреть в кухне, который час, не присутствовал при словесных нападках Хубермана на жену и репортера, летописец здесь вынужден полагаться на рассказ Виктора. Этим весенним вечером он сидел на каменном порожке у дома с уличной стороны под приоткрытым окном комнаты для посетителей и прислушивался к разговору, выполняя с недавних пор поставленную себе задачу быть в курсе всех личных и общественных событий в деревне. Впрочем, если бы даже хозяин присутствовал, было бы мало прока: как ему, учитывая специфические выражения Хубермана, пересказывать все жене и сестрам? Повторить дословно? Он наверняка столкнулся бы с незнанием некоторых понятий, а то и с возмущением сестер, они бы уж точно поняли слова про высохший кусок и суку в течке, а жена Хубермана была у них в почете и считалась благородной дамой. Она выращивала редкие розы, как и Голубка, и это стало основой общения. Таких гадких слов, пусть даже произнесенных мужем и не до конца понятных, они бы не потерпели.

На другой день в «Зеештадтском курьере», региональном приложении мюнхенской газеты, появилось сообщение: «Известный фотограф иллюстрированного журнала поддерживает подрывающие единство и согласие высказывания мелкого деревенского бургомистра». Под статьей, содержавшей некоторые подробности, значилось имя автора: Детлеф Брук.

Бургомистр, как председатель регионального отделения правящей в Баварии христианской партии, позвонил в редакцию и в крепких выражениях обратился с жалобой. Его оскорбило не то, что в статье ему приписали недостаточное понимание значения нового национального праздника, а то, что его низвели до уровня мелкого деревенского бургомистра. Он был возмущен. Если главный редактор не положит конец проискам грязного писаки – лаял бургомистр в трубку, – он использует знакомство с вождем (это слово никак не выходило у него из головы, поэтому все время слетало с языка) самой крупной в стране партии. У того наверняка есть хорошие знакомые в главной редакции «Мюнхенского курьера», которому подчиняется «Зеештадтский курьер», и тогда бургомистр поглядит, такой ли уж главный редактор незаменимый или на ее место найдется кто-нибудь поумнее и поталантливее. После этого «Зеештадтский курьер» расторг с Бруком договор о сотрудничестве, и спустя две недели тот съехал с квартиры в старой усадьбе Лота в Айхенкаме и навсегда исчез из этих краев.

Когда через год в субботу, 30 июня, – день, на котором все в итоге сошлись, – сразу после Петра и Павла, большое торжественное шествие в честь 1200-летия тронулось в путь, об этом инциденте уже никто не помнил и уж тем более не думал. Пути Хубермана и его жены вскоре разошлись: он переехал на Майорку, а она присоединилась к какой-то общине. Хозяину усадьбы для сельскохозяйственных работ хватало жены, Виктора и одного сезонного работника на лето. Многое теперь делали машины.

☨