Mittelreich

Конечно, эти тенденции зародились не в деревне, а в городах, которые восставали из пепла и превращались в центры торговли, где можно было купить все, что до войны еще не изобрели. Разумеется, многое новое и необычное завезли американцы, которые материальной помощью, демократическими установками и культурным экспортом в области языка и музыки оказали решающее влияние на эти тенденции. И все равно поражала быстрота, с какой они проложили себе путь, закрепились и вошли в привычку у подрастающего поколения. Удивляло то, как естественно новшества стали частью жизни и как быстро возникла пропасть между стариками и молодежью, обусловленная растущим взаимным непониманием. Все, что было свято для стариков и за что они готовы были идти на смерть, не находило ни малейшего одобрения среди молодых. И все, на что ориентировались и за что держались молодые, чтобы не стать такими, какими были старики, не встречало ни намека на понимание среди стариков. «Их совращают и порабощают эти проклятые победители», – говорили старики о молодых. «Старики неспособны измениться и отречься от былых, отживших и признанных преступными идеалов», – звучал уничижительный приговор старикам от молодежи. Казалось, этим людям, одни из которых дали жизнь другим и которые когда-то были единым народом, уже никогда не понять друг друга.

Летом на берегу озера все чаще встречались парочки, которые сбивались в группы, жгли костры и плели венки из цветов. У мужчин были длинные волосы и буйная растительность на лице, длинные рубашки они носили навыпуск. И мужчины, и женщины беспрестанно курили конусообразные сигареты, держа их обеими руками, глубоко затягиваясь и передавая по кругу. Девушки носили разноцветные мешковатые шаровары, чаще всего розовые и лиловые. Их волосы были растрепаны и немыты, но короткие стрижки обращали на себя больше внимания. Если парочки не курили, они лежали друг на друге или, обнявшись, без остановки целовались. Купаясь в озере, не только мужчины, но и женщины сбрасывали с себя всю одежду и продолжали то, чем занимались, уже в воде. Хозяин усадьбы под натиском шокированных сестер и возмущенных постояльцев однажды спустился на берег и попытался объяснить, что этот участок – частная собственность. Он сказал: такое поведение здесь недопустимо; не могли бы они уйти, иначе он вызовет полицию, и она наведет порядок. Эти люди, ответив «Окей, окей, поняли, старик, расслабься», перешли на соседний участок и продолжили в том же духе. Когда через какое-то время их выдворили и оттуда, они вернулись на старое место и разожгли новый костер. Хозяин в раздражении позвонил в участок и услышал от сержанта Зееталера, что полицейское вмешательство невозможно, потому что отсутствует состав преступления.

– Но они занимаются развратом, – возмутился хозяин. – Я их не приглашал. Они не спрашивали разрешения. Разве демократия означает, что мой участок на берегу теперь принадлежит всем подряд, господин полицейский? Так это не демократия, это коммунизм!

– Ну ладно, – ответил Зееталер, – ладно, ладно! Но, во-первых, участок не огорожен, а во-вторых, согласно баварскому положению об озерах, к каждому озеру в Баварии должен быть обеспечен доступ. Пока они не совокупляются у всех на глазах, не перепихиваются, говоря по-простому, то, что они делают, нельзя назвать нарушением общественного порядка. Если вы застукаете их, когда они будут трахаться, сразу звоните. Тогда, возможно, что-нибудь и придумаем. Но пока мы доедем, они, вероятно, уже завершат это дело, парень давным-давно кончит. Молодые ведь еще.

Зееталер говорил довольно раздраженно. И хозяин усадьбы разозлился еще сильнее.

– А как же право собственности? – с яростью закричал он в телефон.

– Ну да, собственность! – уныло усмехнулся Зееталер, у которого в собственности были только зеленая униформа и старый мопед. – Ха! У собственника есть обязанности, – изрек он чиновничьим тоном после долгих размышлений (хотя знал эти слова наизусть), – так написано в конституции. Но плевать! Сначала надо поставить забор. Пока мы ничего поделать не можем.

На этом разговор закончился. Про гашиш тогда слыхом не слыхивали – разве такое возможно.

Так что хозяин огородил жердями участок на берегу, словно это был лошадиный выгон, посадил изгородь и оставил между двумя столбами расстояние шириной в метр, для калитки. Постояльцы проходили через калитку каждое утро – с лежаками и полотенцами, детьми и пуделями, восторгами и депрессиями – и охраняли это новое пристанище от постороннего вторжения уверенно и ожесточенно, получше дворовой собаки, словно речь идет об их собственности.