Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

Тайное общество «Филики Этерия» фактически властвовало в Сербии подобно масонской ложе. Богатые греки, сербы и болгары под носом у султана грезили идеей объединения южных славян и совместного удара по туркам. Карагеоргий как нельзя лучше подходил на роль движущей силы этого удара — сербы его всё ещё слишком любили. И хотя он торопился, гнев подстёгивал его вернуться и взять своё, новые его друзья не спешили с началом восстания — в третий раз история не простила бы ошибки.

Подготовка велась по всем направлениям. Филикийцы покупали оружие, вербовали рекрутов для регулярной армии, писали обращения и листовки… Это длилось долгих три года. И, как это ни странно звучит, меня это успокаивало. В глубине души я не верила уже в наше возвращение, хоть и не забывала никогда слов Георгия о том, что оно состоится — хотим мы того или нет. Менялись времена, жизнь в Сербии была уже совсем другой, и казалось, что сильный и взрывной Карагеоргий уже в неё не вписывается. Сербы устали воевать — и за грошовую цену спокойствия и относительной безопасности готовы были продать то, за что предки их сотнями погибали в день святого Вита. Сказать же ему об этом я не решалась — это могло убить этого хоть и противоречивого, но всё же героя. А теперь это и не требовалось — подготовка к восстанию затянулась настолько, что в его осуществление никто не верил. Сами эти сборы стали словно бы забавным времяпрепровождением кучки богатых патриотов в изгнании. Эдакие послеобеденные кофе с выспренними речами — не перед народом, но друг перед другом.

Велико же было моё потрясение, когда Георгий объявил мне о том, что вскоре тайно возвращается в Сербию, чтобы наконец возглавить его. Разве он не понимал, что теперь рассчитывать на поддержку русских уже не приходится — и для них, и для сербов худой мир с турками был всё же лучше доброй ссоры? Понимал. Так зачем же тогда шёл на верную смерть?..

За годы, проведённые вместе с ним, я настолько устала бояться за него, что сейчас в душе моей что-то словно окаменело. Я не верила в восстание, но уверена была в том, что назад он не вернётся — как не останется надолго и в самом Белграде. Задавать же ему вопросы, корить или отговаривать я не могла — да и вы бы не смогли, окажись вы рядом с таким сильным, властным, замечательным человеком!..

И только, когда месяц спустя его голова оказалась в лапах султана с лёгкой руки Милоша Теодоровича, а мне на улицах Константинополя каждый встречный выражал соболезнование по поводу его гибели, я поняла — он не мог иначе.

Народ Сербии значил для него всё. Он не мыслил себя в отрыве от него. Прожив жизнь народного героя, он и смерть избрал соответствующую. Умереть за написанием мемуаров в кресле-качалке он бы не смог. Человека войны война, как правило, и забирает. И это был бы совсем не Карагеоргий, если бы она сделала это на чужбине. Как престарелый дворянин обречённо, но гордо идёт на верную гибель на дуэли, так же Георгий Петрович, прозванный в народе Чёрным, отправился к месту своего рождения, чтобы сложить там свою славную голову…

Правда, после его гибели кое-что изменилось во мне. В душе моей поселилась, словно передавшись от него кровным наследством, злость и навязчивая идея свободы. Понятное дело, что я, дочь торговца, ни на что не могла повлиять, но с его смертью я словно бы перестала быть женщиной. Горячая кровь и не менее горячие мысли Карагеоргия отныне поселились во мне, и в глубине души я этому радовалась.

И вот временами этот дух и эти мысли целиком овладевали мной. И тогда я с удовольствием думала о его победах и с горечью — о поражениях и об их причине. И одна из них никак не давала мне покоя…

Я не хотела бы сказать дурно о русских. Оказавшись в тяжёлом положении, любой из нас думает лишь о своём спасении, такова человеческая природа. Первобытный животный инстинкт заставляет толкнуть в пучину ближнего своего, стоя рядом с ним на её краю бок о бок. Судить человека за такое — пустое дело, решительно каждый поступил бы так. Иное дело — судить его за невыполненные обещания. Зная о том, что ты человек, не обещай взлететь как птица. Не клянись в вечной любви, как и в вечной жизни — даже самому сильному и могущественному такое не под силу. Не дари ничего, если планируешь потом отнять. Конечно, когда такое случится, виноват будет тот, кто поверил, что, топча ногами землю, ты всё это время мог летать; что ты проживёшь с ним, покуда не спустится на землю вечная мгла; что ты шуткой сделал дорогой подарок. Но это не сделает тебя лучше. Любого человека характеризуют не слова, а дела.