— Видишь ли, — Павел лукаво улыбнулся и опустил глаза в пол. — Каждый из регентов думает в большей степени не о стране, а о собственной карьере. Кого после Пашича ты встречала в белградских правительственных кулуарах, кто бы так пёкся о стране, как печётся тот, кому нет исхода? В данном случае отступать некуда только тебе. Ты — королева-консорт, каждый неверный со стратегической точки зрения государственный шаг чреват для тебя такими последствиями, каких никогда не ощутят конформисты-регенты. Будет здесь завтра другой король или вообще гитлеровский наместник — они найдут применение и возле него, а вот ты — дело другое. Твоя судьба неразрывно связана с судьбой страны, хочешь ты этого или нет. А ещё — ты женщина. Быть может, у тебя не так много логики и рассудительности, как у нас, мужчин, но у тебя развито чутьё. Ты подсознательно, внутренне определишь и почувствуешь правильное направление движения.
Комплимент Павла был, мягко говоря, двояким. С одной стороны, мне было неприятно, что он обвиняет меня в глупости, в то время как среди женских монарших особ Европы я не без повода считалась одной из самых образованных. С другой, он говорил абсолютно точно. Поразмыслив, я ответила ему:
— Всё верно, но ты не учитываешь отношения скупщины и регентов к решению, которое мы с тобой примем и к которому оба склоняемся. Как быть, если они не одобрят?
— Не одобрить в данном случае означает — выступить против королевы, на что ни скупщина, ни правительство, ни регенты не пойдут никогда. Разумеется, если ты озвучишь своё решение и поддержишь меня в нём…
— Думаю, ты как человек прозорливый не по годам, понимаешь, куда следует склоняться?
— Скажем так, у меня есть определённые соображения на эту тему. Но вот совпадают ли они с твоими — вот вопрос… Куда же следует склониться Югославии в эту трудную годину?
— Только к Гитлеру.
— Почему?