Но раз он не может быть птицей, ему придется волноваться о том, что никогда не придет в те милые крохотные головки и что никогда не взбудоражит едва заметное птичье сердечко. И значит, Ньюту необходимо вернуться к своему компьютеру, необходимо продвигать себя в своей цели и фоном слушать безостановочный бубнеж Томаса.
Томас интересуется, как у него дела.
Томас спрашивает, все ли у него хорошо.
Томас ненавязчиво надеется, что Ньют не выходил из дома.
Томас слишком очевидно переживает, не заявится ли Ньют к нему в том же состоянии, в каком пришел несколько дней назад.
Ньют заставляет себя посмеяться с подобного беспокойства. Заставляет себя проговорить, что ничего с ним не происходит. Что он здоровее всех. Что он никогда больше не появится перед Томасом таким. А потом и вовсе теряет нить разговора.
И глядя на набранное сообщение на экране с датой и местом встречи, он нажимает «Отправить» прежде чем завалиться спать.
***
Пожалуй, это здорово — заводить новые традиции. Теплые, наполненные прекрасными моментами, наверное, даже почти счастливые. Которые приносят что-то, чего уже очень давно ждешь. Что придает сил. Пожалуй, это здорово — иметь такие традиции.
Ньют с Томасом заводят традицию совсем иную. В каждую новую их встречу они проходят на балкон, выкуривают по сигарете, а затем недолго сидят на старых креслах, что Томасу как-то еще при переезде пришлось выставить из комнаты — они занимали слишком много места. Хотя была еще и другая комната, туда Томас даже почти не ходил — объяснял он это тем, что в этой комнате ночевал Чак, когда еще ему позволяли приезжать к старшему брату в гости. И там Томас не хочет трогать совершенно ничего.
И когда одна сигарета прыгает с высоты за второй, словно пытаясь догнать возлюбленную, Ньют присаживается в кресло рядом с Томасом, выпуская из легких остатки мутного дыма, а Томас вдруг кладет голову Ньюту на плечо. Они вместе смотрят куда-то за горизонт, туда, где уже не видны крыши домов, где уже ничто не напоминает о присутствии там людей, где все спокойно и полностью естественно. Уходить сегодня не хочется.
— Ты хотел бы снова увидеть мать? — интересуется Ньют, похлопав друга по щеке. И тот чуть вздрагивает, открывает глаза и сбрасывает с себя накинувшуюся на него дрему, словно толстый плед.
Томас молчит несколько долгих секунд, и Ньют думает, что ответ уже и не получит. В глазах цвета темного янтаря сияют розовые отблески заката — такой же цвет, в который сейчас выкрашены необычайно легкие на вид облака. А потом Томас поворачивает к Ньюту голову.
— Думаю, да. Всего еще один раз. Чтобы я мог нормально с ней попрощаться в этот раз и теперь уже больше никогда не возвращаться к прошлому. Имею в виду наши обиды и недопонимания.
Ньют кивает. Он это понял еще при самом первом разговоре об этой женщине, но словесное подтверждение, что он все сделал правильно, ему было необходимо. Иначе и нельзя.
А облака сегодня и впрямь похожи на вату. А некоторые — на развевающийся на ветру шелк. Обычно они давят своим грозным видом с высоких небес. Обычно они выбиты из мрамора и замаскированы под легкую материю, чтобы создать ощущение свободы, чтобы быть похожими на перину, в которую хочется упасть с размаху и в ней же уснуть. Но Ньют всегда точно знает, что такое ощущение ошибочно. Что на самом деле они тверже камня, что, прыгнув в объятия такой обманчивой перины, можно больше никогда не встать, что они убивают так невыносимо просто, что и не заметишь.
Сегодня вообще все не так.
С ними на балконе сидит кошка, Ньют встает с кресла и подходит к окну, а Томас кладет голову ему на плечо снова, наблюдая за непривычно воздушными облаками. Все теперь непривычно. Новый скачок — Ньют чувствует новые неуловимые изменения.
Может быть, упавшее домино теперь становится на место, чтобы в какой-то момент вновь разрушить идеальную систему от одного лишь взмаха крыльев мотылька?
***
Ньют сидит на перилах моста, свесив ноги и болтая ими в воздухе, и думает о том, что впервые смог сделать кого-то счастливым. Наверное, Ньют был бы не против делать это чаще. Чтобы видеть чужие сияющие лица. Чтобы ловить восторженный блеск в глазах. Чтобы заставлять людей улыбаться и самому довольно растягивать губы — улыбаться в ответ хотя бы совсем мимолетно и легко. Чтобы наблюдать за чужим счастьем со стороны и греться в тени, чувствуя, как сквозь тело проходят теплые лучи того самого счастья.
Он был бы не против. Если бы ему было для кого это делать.
А ведь Томас уже так много сделал для самого Ньюта. Но ни в коем случае Ньют не откупается от Томаса за свою внезапно возникшую зависимость, это лишь способ сказать спасибо. Ньют знает, что это — лишь малая часть того, что дал ему Томас, но на большее он пока не способен.