Млечный путь (СИ)

Ньют проваливался в беспамятство, Томас держался рядом с ним, готовый помочь в любую секунду, но усталость так быстро срубала его силы. Держа Ньюта в руках сильно и надежно, Томас отключался на несколько часов.

На полу у раковины. Рядом с унитазом. Гнездясь на потертом коврике.

Ньют просыпался раньше, гладил Томаса по мягким волосам, пускал пальцы в растрепанные волосы, аккуратно касался рук. Казалось, это что-то для Ньют чрезмерно сокровенное, и если бы Томас вдруг открыл глаза, Ньют точно бы умер. Ведь как бы Ньют ни старался от Томаса отгородиться, не тянуться к нему не получалось.

Не получается до сих пор.

А потом Ньют еще несколько минут смотрел на мирно спящего парня, а затем со вздохом поднимал его на руки, чтобы перенести в более пригодное для сна место. Не обращал внимания на боль в теле, в каждой мышце и каждой косточке, на крутившуюся в ногах черную кошку, контролирующую, как бы Ньют не сделал что-нибудь с ее хозяином. Уложил на кровать, укрыл одеялом, оставил кошку следить. И перед тем как уйти провел пальцем Томасу по щеке и нижней губе, горячей и слегка влажной.

Что из этого его воображение?

Когда Ньют выходит из душа, Томас исчезает снова. Игры собственного разума Ньюта не завлекают, и принимать правила таких игр он по-прежнему не намерен. Но если иллюзии появляются, чтобы его развлечь, он и потерпеть готов: со скуки и тоски он уже дня четыре назад мог завыть. К настоящему Томасу он сам прийти не может — но ради него хотя бы появился воображаемый.

Сидеть в кресле напротив своей галлюцинации странно. Принимать от нее предложение выпить — жутко. Позволить себе ее слушать — до пьяного бреда глупо. Но Ньют делит с не-Томасом комнату, делает крупные глотки из бутылки и слушает бархатный голос — немного не такой, к какому он привык. А еще — предлагает покурить. Так и сидят: в фальшивом дыму и удушающем.

Только бы Чак не появился.

— Ты спросил, чего я хочу? — не-Томас выпускает из плена темного рта белесый дым, стучит пальцем по основанию сигареты, стряхивая пепел, и неотрывно наблюдает за Ньютом. Тот предельно расслаблен. Ему наплевать. Пепел с сигареты не-Томаса летит на пол и не оставляет там и следа своей жизни. — Кажется, я придумал нам занятие. Как насчет того, чтобы пересчитать все наши поцелуи?

Ньют закрывает глаза. Пальцы сжимаются, а на веках проецируется изображение, словно кинопленка. Настоящий фильм. Только Ньют на такой бы не пошел. Жанр — драма. Категория запрещенная. Такие фильмы нельзя смотреть здоровым людям.

Первый их поцелуй можно и не считать. В первый — в один — можно записать все, что было в пьяном бреду, в освещенном дыму, среди мертвых людей. Тогда они вдвоем делили таблетки — одну на двоих, а после — снова и снова, пока не уснули и утром не начали жить.

Второй раз стал от Томаса благодарностью, а третий вышел впопыхах, смазан — когда на кухню вошел сонный растрепанный Чак, потирая один глаз.

Завершилась десятка у супермаркета перед прощанием и началась вторая у старого бара — только бы Ньют туда не пошел.

В тот же день второй десяток был почти завершен тоже, когда Томас отчаянно прижимал Ньюта к стене у того же бара по той же причине: не пускать. Ньют сильно искусал ему губы, надеясь получить такой же отклик и прийти в себя.

А восемнадцатому разу довелось случиться слишком нескоро. Зато после целый месяц он мог целовать Томаса по утрам, а потом, улыбнувшись Чаку, бежать собирать мальчишку в школу.

Новая десятка обрывается на пятьдесят втором в день, когда Томас знакомит Ньюта с Терезой.

И так эта незавершенность остается по сей день. Так не вовремя появилась Тереза и так не вовремя Ньют решил, что надо исчезнуть. Так не вовремя Ньют поддался уговорам собственной галлюцинации.

Потому что за воспоминаниями о поцелуях приходит понимание, что именно этого ему сейчас не хватает. Не хватает укорительного взгляда Томаса, не хватает его мягкой разбитой улыбки, не хватает его заботливых рук и теплых объятий. Ньюту не хватает Томаса.

И вслед за этим осознанием досада рьяно царапает сердце, и против воли сжимаются челюсти, а горечь на языке приобретает более отчетливый оттенок упущенных возможностей. Слезы готовы пролиться отнюдь не от подступающей рвоты.

Он не просыхает уже две недели, в квартире поселился стойкий смог на правах нового жителя, и маленькие жалкие трупы окурков в горстках затухшего пепла разбросаны повсеместно. Этого могло и не быть.

— А у тебя могло бы быть все, — проговаривает не-Томас, и его янтарные глаза вспыхивают тысячей звезд.

А потом он сам внезапно взрывается мириадами галактик, распадаясь на звездную пыль, не оставляя после себя и силуэта доселе сидящего здесь человека, а после весь этот космический хаос преображается. Надвигаясь прямо на Ньюта в готовности поглотить его всего, полностью, звезды становятся черными птицами. Шелест их крыльев, трепет перьев обволакивает со всех сторон. На Ньюта летит целое облако густой черноты. Сама тьма накрывает упругой волной и бьет в грудь наотмашь.

Ньют теряет себя.