Мне уже не больно (СИ)

— Вы как хотите, парни, а на следующей неделе обязательно опробуем мой гибридный лексус в деле. Ромаш, Алик, отказа не принимаю, — заставляет Антон. Не успеваю расслабиться, как мой так называемый лучший друг уже вклинивается в мой недельный план и не собирается слушать возражений. Щурит зеленые глаза, нагибаясь ко мне через стол, и панибратски пихает в плечо. Сделал бы так Громов, немедленно остался бы без руки. Судя по задумчивому взгляду Димы, которым тот сопровождает антонов жест, он думает в том же направлении. — Что скажешь, Алик? Или твой ламборджини не готов к такому испытанию?

Я слышу, как через зубы выдыхает Никита справа от меня.

Когда подходит официант и раскладывает книжки меню, попутно разговаривая с Ромашкой, расспрашивающим про рыбные блюда, Никита наклоняется ко мне и жарко шепчет:

— Твой ламбордж… черт, но тебе же нет восемнадцати?

— Только через полтора месяца будет. Любые бумажки при наличии денег можно купить, — поймав его встревоженный взгляд, я позволяю себе негромко рассмеяться. — Расслабься. Мы хорошо водим, — глядя на Ромашку, потянувшемуся к винной карте, я добавляю: — Очень хорошо.

— Нам бутылку белого сухого, — заказывает Антон, быстро листая меню. По лицу официанта пробегает тень недопонимания, он наклоняется и тихо бормочет что-то Антону на ухо. Тот с милой улыбкой так же шепотом отвечает, и официант, слишком быстро и резво кивнув, уходит.

— Любые бумажки можно купить при наличии денег? — повторяет Никита язвительно, намекая на сделанный только что заказ. Пока Громов и Ромашка не смотрят в его сторону, болтая между собой на противоположном диванчике, Воскресенский явно чувствует себя свободнее. — Что Антон ему сказал?

— Свою фамилию.

Лицо Никиты удивленно вытягивается. Этот мальчик действительно меня забавляет.

— Мила Васильева, мать Антона, очень крутой аудитор, — поясняю, откидываясь на спинку дивана так, чтобы слышал меня только Никита. Мне нравится вводить его в курс дела. — Вряд ли она, конечно, пришла бы сюда с проверкой, она больше по раскрученным предприятиям, но Антону это никогда не мешало вовсю пользоваться ее именем.

— И этот официант испугался проверки? — вздергивает брови Никита, тянется к меню и открывает на первой попавшейся странице.

— Не удивлюсь, если весь персонал этого ресторана сидит на черной зарплате, — пожимаю плечами. — Есть, чего бояться. Легче налить нам вина…

Я осекаюсь, увидев, как распахнулись глаза Никиты при виде цен. Он пунцово краснеет, уже не в силах этого скрыть, осторожно захлопывает меню и тоже напряженно откидывается на спинку дивана, старательно глядя в потолок.

— Я не буду есть, — шепчет он глухо. А потом проницательно добавляет: — И вина пить тоже, если оно стоит дороже семестра в лицее.

Мне приходится сильно постараться, чтобы не рассмеяться в голос. Уже ради этой сцены стоило тащить Никиту с собой. Я подхватываю меню и серьезно говорю:

— Значит так. Аллергии ни на что нет?

— Нет… — тихо отзывается он.

— Отлично. Значит, еду тебе заказываю на свое усмотрение.

— Но…

— Прекрати ломаться, как барышня средневековья. Во-первых, не последний раз обедаешь с нами. Во-вторых, не считай мои деньги без спроса, — отрезаю сухо. — Будешь есть, будешь пить. И на чек в счете посмотреть не дам. Все понятно?

Он смотрит на меня пару секунд, отчаянно пытаясь справиться с собственным смущением. Потом, осознав по мрачному выражению моего лица, что отказ меня, мягко говоря, обидит, согласно кивает.

Замечаю краем глаза, как Антон веселится, поглядывая на нас поверх своего меню. Ромашка отходит переговорить по телефону, а Громов поджимает губы, искоса глядя на Никиту с какой-то нечеловеческой злостью во взгляде.

К нашему столику подходит уже другой официант, и я с удовольствием начинаю перечислять свои любимые блюда, заказывая по две порции каждого.

***

Рассказ Антона о его приключениях в Израиле, вкус хорошего дорогого вина, еще одну бутылку которого мы в какой-то момент заказали, так увлекают нас, что о времени мы совершенно забываем. Громов, правда, уходит уже через час, кинув деньги на стол и скупо попрощавшись, быстро уносится на стоянку. А Ромашка остается с нами до конца, постепенно веселеет от алкоголя и под конец горячо заверяет Антона, что обгонит его в два счета и заставит глотать пыль из-под своих колес.

— Спорим? — он протягивает Антону ладонь. Брать Васильева на слабо — нечестный прием.

Васильев хлопает по диванной подушке и встряхивает головой:

— А вот спорим! — он поворачивается к Никите и спрашивает: — Ты на кого ставишь, Ник?

Никита прячет улыбку в ладони и заявляет, чтобы раззадорить Ромашку и Антона, жадно ожидающих его вердикта:

— Без обид, но я бы поставил на Алика.

— Это из-за ламборджини? — насмешливо уточняю, жестом попросив у официанта нас рассчитать. Никита лишь лукаво усмехается в ответ, смелея от вина. Его щеки раскраснелись, глаза задорно блестят. Меня тянет сказать, что сейчас он гораздо красивее, чем когда хмурится и держит себя в напряжении, словно в ожидании удара в спину, но вовремя прикусываю язык. Видно, вино ударило в голову и мне.