Мне уже не больно (СИ)

— Не из-за тебя же, — бурчит Антон, закатывая глаза. — А если Алик проиграет? — он снова обращается к Никите. — Должен будешь мне одно желание. Идет?

Никита беспечно пожимает плечами — мол, так уж и быть. Я бы на его месте побоялся давать столь опрометчивые обещания Васильеву с его извращенной фантазией.

Я делаю звонок, и снова приходит водитель, помогая Никите добраться до машины и сесть на заднее сидение. Я сую Антону пару купюр в руки и смазано прощаюсь, объясняя это тем, что и так уже запаздываю с доставкой Никиты домой. Пока мы сидели, время как раз уже подошло к семи часам.

Пробок на дорогах нет. Мы проносимся по улицам города, застревая только на светофорах, потом недолго петляем по дворам: Никита объясняет, как надо ехать, а я лишь мельком смотрю сквозь окна на плотную застройку пятиэтажек, обветшавших и уныло крохотных.

Когда останавливаемся у подъезда нужного дома, там уже поджидает высокий молодой человек в осеннем ношеном пальто, явно не первые десять минут сидящий на скамейке. Судя по его взгляду, красноречиво опустившемуся на наручные часы, это страший брат Никиты.

— Ну, пока, — прощается Никита сконфужено, когда перебирается в свою коляску и одергивает полы легкой ветровки. Он медлит, прежде чем сказать еще что-то, поэтому я избавляю его от неловкого молчания:

— Так ты поедешь на следующей неделе на каньон?

— Должен же я своими глазами увидеть ламборджини, — фыркает Никита. Его брат уже идет в нашу сторону, поэтому он быстро и неловко заканчивает. — Ладно, в школе завтра встретимся… И это. Спасибо.

Мне кажется, будто в этом слове скрыто больше смысла, чем в обычной благодарности.

Как если бы он сказал “спасибо, что оказался неплохим парнем”.

Комментарий к 2. Неплохие парни

* Фулл хаус — (Full House) это сильная покерная комбинация, которая состоит из пары и триплета

========== 2. Пока это кажется важным ==========

Из сна меня этой ночью вырывает настойчивая трель звонка. Я откидываю одеяло в ноги, толкаю податливую створку окна, впуская в спальню немного холодного свежего воздуха, и только тогда тянусь за телефоном и прикладываю его к уху.

— Милославский, слушаю, — бормочу сонно, уткнувшись носом в подушку. Мне до смерти хочется бросить трубку и провалиться обратно в блаженное забытье без давящих на грудь кошмаров, а утром узнать, кто звонил, и убивать его мучительно и долго, но звучащий в ответ голос заставляет меня окончательно проснуться:

— Алик, у меня к тебе очень важный вопрос.

— Как ты нашел мой номер?

— Ну, мне в учительской дали, — сознается Никита шепотом. — Ты же теперь мой куратор…

— Точно, — отвечаю тем же шепотом, хотя в этом крыле здания я нахожусь один, да и звукоизоляция моей спальни ни разу не подводила. При желании я мог бы палить в хрустальные подвески люстры из отцовского ружья для охоты, и тот вряд ли бы задался утром вопросом, что это был за шум. — Что за вопрос?

— Я тебя разбудил? — обеспокоенно вопрошает Никита. Кошусь на электронные часы на тумбочке — те показывают без четверти час ночи. Честно, даже сил злиться у меня нет, зато есть желание рассмеяться.

— Ты меня разбудил, чтобы задать важный вопрос о том, не разбудил ли? — тяну насмешливо, переворачиваясь на спину. На потолке расплывается серебристым пятном свет уличного фонаря, играет бликами в венском хрустале бестолковой люстры, висящей массивным аляповатым элементом декора прямо над кроватью. Помню, как в детстве боялся, что эта люстра сорвется с крючка и пришпилит меня к матрасу во время сна.

— Нет, — Никита тихо смеется. — Это был сопутствующий вопрос. На самом деле, меня дико интересует… Арнольдовна сказала, что никогда еще не ловила твоих подопечных со шпаргалками в руках, хотя они списывали, причем неоднократно. Виктор недолюбливает тебя, поэтому вряд ли расскажет, а мне бы не помешало немного удачи на алгебре.

— Вот значит, какой ты меркантильный, Воскресенский, — говорю, а сам улыбаюсь, зная, что некому видеть моей улыбки, не перед кем скрываться.

— Какой уж есть.

— Почему говоришь шепотом? — неосознанно растягиваю разговор, хотя минутой назад я бы все отдал, чтобы зарыться под одеяло и обратно заснуть.

— Брат устал на работе, не хочу его будить, — шепчет Никита. Судя по шороху на заднем плане, он неуклюже ворочается. Даже такое простое телодвижение, как поворот на другой бок, наверняка дается ему с трудом. — У нас двушка. Стоит мне хоть нечаянно чихнуть, он услышит и прибежит с набитой лекарствами аптечкой.

Негромко фыркаю. Да, моя мать тоже любила разводить целую феерию вокруг малейших моих неприятностей.

— А ты почему не шепотом? — любопытствует Никита, и мне слышится в его голосе то же нежелание возвращаться к изначальной причине звонка. Давно мне никто не звонил под столь нелепым предлогом, чтобы просто поболтать. Если подумать, раньше у меня и желания не было болтать с кем-то в час ночи буднего дня. Я снисходительно замечаю:

— Когда увидишь мой дом, сразу поймешь. Идеальное место для убийства, если так подумать. Никто не услышит, никто не узнает.

Никита тихо смеется, глуша этот звук в уголке подушки.