Дима отвечает без лишних прелюдий, возвращая голосу ровное спокойное звучание:
— Постарайся выиграть гонку.
Я молчу, обдумывая эту фразу и вкрадчивый тон, которым она была произнесена. Вот и первое подтверждение словам Антона, что Дима изо всех сил постарается мне не навредить. Быть может, кто-то другой на моем месте испытал бы благодарность, но я нахожу в себе лишь отголосок смутного отвращения вкупе с презрением. Вместо того чтобы остановить Ромашку, а я уверен, что именно он — причина внезапного ночного звонка, Дима просто предупреждает меня об опасности. Хорошо, должно быть, ему сидится на обоих стульях, вот только я не собираюсь относиться к его помощи с благодарностью.
— Ясно. Понял.
Сбрасываю звонок и тут же набираю Антону. Десять самых длинных гудков в моей жизни, и Васильев отвечает так бодро, будто не ложился.
— Ты вообще в курсе, который час?
— Час для внеплановой прогулки, — я уже поднимаюсь, нахожу джинсы и толстовку, спешно одеваюсь, при этом зажимая телефон между ухом и плечом. Неясная нервозность в одно мгновение сменяется статичным спокойствием. Сейчас, после бурной вспышки, меня не трогает уже ничего: внутри остается только мрачная решимость. — Выгоняй свой хваленый лексус, мы едем осматривать каньон.
— Что-то случилось? — Антон тут же становится предельно серьезным. Судя по стуку ящиков, он уже подскочил с места и ищет одежду.
— Пока еще нет. Если постараемся, и не случится.
***
Следующее утро начинается для меня со стаканчика пряного мятного капучино из «Старбакса». Мы с Антоном бросаем машины на платной стоянке и устраиваемся внутри теплого наполненного ароматом кофе и свежей выпечки помещения. В столь ранний час, половину девятого, мы оказываемся единственными посетителями, и, судя по осунувшемуся сонному лицу девушки-баристы, нежеланными. Она с подозрением косится на форменные пиджаки, которые мы вчера благоразумно прихватили с собой, но, поймав мой мрачный недоброжелательный взгляд, не решается спросить, почему мы не в лицее.
— Взял тебе кусок грушевого пирога, — Антон ставит передо мной блюдце, плюхается на стул и вытягивает ноги с блаженным стоном. Он закрывает глаза и болезненно морщится от звука, с которым машинка у кассы перемалывает кофейные зерна. — Чувствую себя так, будто всю ночь пьянствовал, а под конец прикорнул в канаве.
— Мне бы сейчас хотя бы в канаве прикорнуть, — отвечаю со вздохом и вожу стаканчиком туда-сюда по стеклянной столешнице, оставляя на ней мокрый кофейный след. — Ничерта не понимаю. Зная Ромашку, я был на сто процентов уверен, что он сделает ставку на местность.
— Может, мы плохо смотрели? — Антон потирает опухшие красные глаза и с чувством зевает. Я серьезно раздумываю над тем, чтобы прогулять не только первый урок.
— Да что там еще можно было сделать? — вздергиваю брови. — Взять пробу песка?
— Кто ж знает, — Антон поправляет мятый ворот футболки, выглядывающий из-под пиджака, и принимается за свое пирожное. Пренебрегая вилкой, он подхватывает его и откусывает за раз чуть ли не половину. У меня даже челюсть болит на такое смотреть. Вдумчиво жуя, Антон пристально меня разглядывает: — Мофет, у Громофа профтая паранойя?
— Да он мне срывающимся голосом шептал в ночи, чтобы я выиграл чертову гонку, — возражаю решительно. Во всей этой ситуации мне не приходится сомневаться только в предупреждении Димы. — Даже он бы не стал давить драму на пустом месте.
Антон шумно сглатывает остатки пирожного и вытирает рот салфеткой.
— Ну-ну.
— Может, дело в самом факте выигрыша? — отстраняюсь от спинки стула, больно впивающейся между лопаток, и потягиваюсь до хруста в позвоночнике. Несколько глотков любимого кофе возвращают меня к жизни, кровь вновь нормально циркулирует по венам, и мозг даже подает сигнал к тому, что готов заняться биологией и английским. — Может, Ромашка собирается поспорить со мной на что-то перед стартом?
— В таком случае сразу шли его нахуй, — лениво предлагает Антон, размякая от тепла и еды. — Это вообще моя гонка, так что пусть Ромашка не пытается выставить свои планы как мою блажь.
В ответ я лишь качаю головой.
— Нет, приятель.
— Что значит «нет»? — он удивленно моргает.
— Выиграть теперь — дело принципа, — заявляю упрямо. Как бы я потом не поплатился за извечную тягу избегать всяческих уступок. — И принять условия спора, какими бы они ни были, тоже. Пусть отцы пока делят пирог по собственному разумению. А своим я должен показать, что между нами король по-прежнему я. На дороге, в жизни, где угодно. И в будущем, когда мы возьмемся за бизнес своих семей, я продолжу показывать Романову и ему подобным, где их настоящее место. У меня под пятой.
Антон смотрит на меня во все глаза, уже напрочь забыв про сон.
— Алик… — просит он серьезно, тяжко вздыхая и подпирая подбородок кулаком. — Больше не смотри так, окей? По крайней мере, на меня. У меня от этого твоего взгляда мурашки по коже.
Я ничего не отвечаю, залпом допивая кофе.
— Давай хотя бы погоняем по каньону для тренировки? — предлагает Антон, поняв, что настроен я серьезнее некуда.
— А уроки?