Мне в сердце смотрит вечная звезда...

Балалайка бренчала,
песни пела весна.
Прибежала я к причалу,
принесла два весла.

Мы с тобою плыли Волгой,

луговой стороной,
древесиной пахло волглой,
мгла легла пеленой.

Проглядела я излучину,

что лозой заросла,
утопила я уключину,
не сдержала весла.

Ты бранил меня недолго.

Тишина. Темнота.
Нас укачивала Волга,
шурша о борта.

Мы зажгли плавник наносный,

руки грели в золе.
Было холодно и звездно
на весенней заре.

Много было, да уплыло,

как по волнам весло,
было, было, много было,
да быльем поросло!

Всплески мерные...

Всплески мерные
                       за бортами,
посвист свежего ветерка,
смутно дизелей бормотанье
долетает изглубока.

Берега обступают тесно

темным ельником и сосной,
удивительны и прелестны
тишиною своей лесной.

После долгих просторов моря,

где и берега не видать,
очень ласковы
                         эти взгорья,
сел прибрежная благодать.

И на нашем пути пройденном

представляется это мне
часом праздничным,
                            проведенным
с кем-то близким
                             наедине.

 

ПРОЩАНЬЕ

У дебаркадеров лопочет
чернильно-черная вода,
как будто высказаться хочет,
да не умеет – вот беда!

Как будто бы напомнить хочет

о важном, позабытом мной,
и все вздыхает, все бормочет
в осенней теми ледяной.

Мой давний город, город детства

в огнях простерт на берегу.
Он виден мне, а вот вглядеться
в себя, былую, не могу.

Чувств неосвоенная область,

смятенных дум круговорот.
Напрасно старенький автобус
меня на набережной ждет.

Ах, если б не рассудка строгость

и не благоразумья власть!
Но тонко просвистела легость,
и связь, как нить, оборвалась.

И вот уже клубит сугробы

и за кормой шумит вода,
и город в ночь уходит, чтобы
не воротиться никогда.

И не сказать, как это грустно,

и взять бы кинуться вослед...
Но жизнь с трудом меняет русло,
когда тебе не двадцать лет.

 

УТРО

Снег не хлопьями падал –
                                  комками
драгоценно и смутно блестел.
Снег над нами летел,
                              над веками,
снег из вечности в вечность
                                  летел...

А река была черной и быстрой,

с чешуею на гибкой спине,
и костра одинокая искра
красным глазом
                        мерещилась мне...

Напрямик, без дорог, без указки,

сердца гром утишая в груди,
мы прошли по владениям сказки,
и остались они
                            позади.

Утро было безжалостно-трезвым,

ветер низкие гнал облака,
город был ледяным и железным,
снег был снегом,
                              рекою река.

 

ЗИМА, ЗИМА...