Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

Саранча, атаковав машину и оставив на ее стеклах несколько десятков разбившихся сотоварищей, действительно полетела дальше, на восток.

— Теперь скорее, скорее в машину! — скомандовал Ли Амаду. — И едем за ними, за саранчой.

— Это еще зачем? — не поняла Мадлен, но послушно заняла свое место на переднем сиденье.

— Саранча летит туда, где есть посевы, значит, туда, где есть люди. А нам нужно где-то переночевать, — объяснил Ли Амаду, заводя мотор.

— Понятно… — кивнула Мадлен.

— Что тебе понятно! — покачал головой Ли Амаду. — Несколько дней назад я случайно наткнулся на целое море, океан саранчи. Она еще только вылупилась, была без крыльев и копошилась на земле. Я вышел из машины и по щиколотку провалился в саранчу. Каждая самка откладывает до пятисот яиц.

— Фу, как противно! — скривилась Мадлен.

— Интересно, сколько насекомых в такой туче? — поинтересовалась Лиза.

— Ученые утверждают, что около десяти миллиардов, — сказал, вздохнув, Ли Амаду. — И если даже убивать по миллиону особей в минуту, нам, чтобы уничтожить всю стаю, потребовалось бы больше недели.

— Катастрофа! — покачала головой Мадлен.

— Катастрофа сейчас разразится там, куда летит эта саранча… Вы представляете, сколько усилий нужно было людям, чтобы вырастить хоть какой-никакой урожай. А сейчас в одно мгновение от их посевов останется лишь воспоминание… — проговорил Ли Амаду.

— А меня, когда я был в Сахаре, — вдруг вмешался в разговор Градов, — угощали саранчой. Они ее там поджаривают на масле до хрустящей корочки, потом отламывают голову, крылышки и нижние части ног и жуют. На вкус как жареная картошка с привкусом миндаля. Еще местные жители ее сушат и добавляют в молоко…

— Ой, как противно! — скривилась Мадлен. — Меня сейчас вырвет!

— Да, — вздохнул Ли Амаду. — Сейчас саранча съест урожай, а мы съедим потом саранчу вместе со съеденным ей урожаем… И таким образом пополним запас витаминов.

Ли Амаду, как оказалось, был прав, когда посчитал, что саранча летит к полю, значит, к селению.

И это с таким трудом возделанное местными жителями поле, на котором росло теперь уже трудно было определить что, было буквально облеплено изголодавшейся саранчой.

Селение из пяти-шести деревянных, покрытых связками сухой травы хижин стояло, видимо, возле какого-то водоема, поскольку здесь до прилета саранчи зеленели не только посевы, но и несколько деревьев. Теперь пестро одетые африканцы, тело которых было покрыто разноцветными татуировками, бессильно опустив руки с палками и трещотками, с тоской взирали на то, как саранча на их глазах поглощает их в прямом смысле хлеб насущный.

Некоторые женщины плакали. А одна, с длинными курчавыми волосами, все еще крутила трещотку.

Как только доктор подъехал и вышел из машины, все тут же бросились к нему и наперебой заговорили. Градов машинально глянул на их руки и ноги. Ничего особенного, никаких анатомических аномалий.

— Что они вам говорят? — поинтересовалась Мадлен.

— Говорят, что теперь им не выжить, — покачал головой доктор. — А я пообещал им, что привезу муки.

Благотворительный фонд «Белый голубь» обещал прислать муку для голодающих африканцев.

— Да, — вспомнила Лиза, — на нашем судне было много мешков с мукой. И не только с мукой.

— Что значит, не только с мукой? — насторожился доктор.

— Я думаю, что это были наркотики, — пожала плечами Лиза.

— Наркотики?! — удивился доктор.

— Но там была и мука, — поспешила заверить его Лиза. — Так что нужно обязательно сюда ее привезти. Здесь столько детей… И все, похоже, с рахитом. Животики вон как пучатся…

Между тем к доктору подошла та самая женщина, которая дольше всех крутила трещотку, и что-то сказала. Доктор ответил. Женщина кивнула.

— Вы так хорошо их язык понимаете? — удивилась Мадлен.

— А что же делать, — вздохнул доктор. — В округе кроме меня медиков нет. Африканцы в общем-то редко обращаются за помощью к цивилизованным врачам. Стараются лечиться проверенными способами, с помощью заклинаний, магии. Но когда магия оказывается бессильной, они, особенно молодые, посылают гонцов ко мне. А я уж, чем могу, помогаю. Особенно в экстренных случаях. Если рана или, не дай бог, инфекционное заболевание какое. А язык, если постоянно общаешься, сам по себе учится.

— Ну и что она вам сейчас рассказала? — поинтересовалась Мадлен.

— Она сказала, что когда зайдет солнце и станет совсем темно, она разведет костер и станет шаманить. Будет вызывать главного духа предков. Он, этот дух, должен будет указать, кого они должны принести в жертву, чтобы больше их племя не посещали напасти… — сообщил Ли Амаду и добавил: — Да, я попросил, чтобы нам разрешили переночевать у них в селении, и она разрешила. Даже предложила остановиться в ее хижине. Но предупредила, что у нее живет ручная мамба. Это такая змея. И мы не должны ее бояться.

— Но она же может укусить! — воскликнула Мадлен.

— Когда мамба живет в доме, ее аккуратно подкармливают. И она людей не трогает, — заверил ее Ли Амаду.

Саранча как налетела, так и улетела, оставив на поле немало сбитых палками и трещотками особей. Теперь аборигены собирали этот горе-урожай в плетеные корзины.