Мнимые величины

Он шел по улице, не понимая, что он идет, и с трудом ловил обрывки недававшихся мыслей. Его охватила безнадежность, сознание того, что теперь "все пропало" и что теперь "уж ничего не может быть". Вместо улицы, домов и неба перед глазами было что-то бесформенное, и он не всматривался в это бесформенное. Совершенно безучастно, не понимая, зачем он это делает, он перешел на другую сторону, прошел с полквартала и опять возвратился на ту сторону, по которой до того шел. "Она знает! Она знает!* - твердил он, сознавая, что теперь он никуда не уйдет от этого "она знает".

Свежий воздух обвеял его, и он слегка очнулся. Вспомнил: ему надо идти на улицу Розы Люксембург. Мысль о том, что ему надо туда идти, уже не пугала его, словно теперь, после "она знает", ничто не могло ни волновать, ни страшить. Первое смятение в нем уже улеглось, и мысли уже не пролетали бессмысленными обрывками, а могли слагаться в одно. "Что же теперь будет? Что же теперь делать?" - думал он, как будто могло быть решение и мог быть выход.

В двадцать седьмой комнате его встретил грузный, угрюмый мужчина с квадратным лицом и с чрезмерно развитыми челюстями: вероятно, Воронченко. Он, с недовольным видом человека, которого оторвали от важного дела, небрежно посмотрел повестку, которую ему молча дал Григорий Михайлович, и невнятно буркнул:

- Садитесь!

А потом полуоборотом повернулся к открытой двери и крикнул в соседнюю комнату:

- Товарищ Золотухин! Тут к тебе пришли!

Из соседней комнаты вышел Золотухин: молодой человек в штатском, довольно приветливого вида, но с бегающим выражением циничных глаз. Они, эти глаза, как бы говорили: "Знаю я, что за сволочи вы все!"

Он просмотрел повестку.

- Ах, да! Товарищ Володеев? Очень хорошо, что вы пришли, очень хорошо... Тут у меня к вам есть дело: небольшое, но важное. Вот давайте-ка сядем там и потолкуем.

Он отвел Григория Михайловича в другой конец комнаты, где стоял совсем пустой стол, покрытый толстым листом стекла, пододвинул Григорию Михайловичу стул и сам сел рядом с ним, очень близко.

- Вы у нас с какого года работаете? - вполголоса спросил он.

- Я? С какого? - не совсем понимая, о чем его спрашивают, переспросил Григорий Михайлович.

- Да, да! Вы! С какого года?

- Я? Ах, да!.. С тысяча девятьсот тридцать четвертого... То есть с тридцать пятого! Нет, с тридцать четвертого! - слегка запутался Григорий Михайлович.

- Забыли? - насмешливо усмехнулся Золотухин. - Помнить надо бы! Ну ладно, сойдет и так... Во всяком случае, давно работаете, порядок знаете. Вы ведь, кажется, месяца два тому назад и сами споткнулись? - остро посмотрел он.

- Как... споткнулся?

- Под замок попали... К Бухтееву! Он парень душистый, психологический, что и говорить! Здорово тогда перетрусили? Больше не хотите, а?

- Его фамилия - Бухтеев? - догадался, о ком говорит Золотухин, Григорий Михайлович.

- А вы и не знали? Что ж не поинтересовались? Впрочем, давайте лучше о деле... Вы в последнее время отстали от работы, но в этом мы сами отчасти виноваты: выпустили вас из поля зрения, как говорится. Теперь уж не выпустим. Работать так работать! "Ехать так ехать!" - сказал попугай, когда его кошка тащила за хвост из клетки. Знаете? Ну, да ладно, это в сторону, а дело-то вот в чем: вы Трипо-лева знаете?

- Триполева? - ненужно переспросил Григорий Михайлович, инстинктивно стараясь выиграть время, как будто этот выигрыш мог помочь ему в чем-нибудь.

- Да, Триполева! - повторил Золотухин и посмотрел на него своим взглядом: "Сволочь ты, насквозь тебя вижу!" - Плановик кожтреста. Он ведь в вашей квартире живет, рядом с вашей комнатой.

- Ах, да! С комнатой... рядом...

- Вспомнили? Ну-с...

Он нагнулся к самому уху Григория Михайловича и заговорил совсем тихо, но без малейшего колебания:

- На этого Триполева материал нужен. Представите. Служебная часть вас не касается, это другие оформят, а вы - личную. Разговоры, настроения, антисоветские анекдоты... Не стану вас учить, сами хорошо знаете! Гните линию так, чтобы получилось его участие во вредительской организации. Понимаете? Наберите материал по бытовой части, но именно в этом духе. Сколько вам времени надо для этого? Дня два-три хватит? Ну, я добрый, я вам целую неделю дам! - Он заглянул в блокнот. - Да, целую неделю: придете сюда тридцатого числа. В эту же комнату. Спросите меня, моя фамилия - Золотухин. Будете помнить? И постарайтесь, пожалуйста, придумать что-нибудь поновее и неправдоподобнее, а то... Я ведь посмотрел по прошлым делам: у вас, надо правду сказать, есть и находчивость и изобретательность. Так что вы постарайтесь! Значит, тридцатого! Товарищ Воронченко, - хлопотливо крикнул он, - отметь пропуск на выход! До свиданья, до скорого...

И, не подавая Григорию Михайловичу руки, Золотухин быстро вышел из комнаты.