Многая лета

— Вольно, курсант. Письмо пишете?

— Так точно, письмо.

— Невесте? Матери?

— Матери, товарищ старший политрук, — зачем-то соврал Тихон и покраснел.

— Ну, не буду мешать.

Мягко притворив за собой дверь, политрук вышел, а Тихон сел и, цепляя пером за бумагу, решительно написал первую строку: «Здравствуй, дорогой товарищ Капитолина!»

Дальше дело застопорилось. Промаявшись в раздумьях, Тихон счёл за лучшее нарисовать схему биплана конструкции Поликарпова Р-1, на котором пару лет назад вылетел в первый самостоятельный рейс, и указать лётные характеристики: максимальная скорость у земли — 202 км/час, время набора высоты 2000 метров за десять с половиной минут — экая силища!

Наверняка Капитолина оценит растущую мощь военно-воздушных сил Красной армии и поймёт, что лично он, курсант Кобылкин, не даст её в обиду и защитит от любого врага, пусть даже ценой собственной жизни, тем более, что он почти готовый офицер военно-воздушных сил.

С малолетства Тишка Кобылкин любил сладкое, поэтому в мечтах вострился стать разносчиком мороженого или на крайний случай торговать газированной водой с сиропом, чтобы есть и пить от пуза — пока глаза на лоб не полезут. Когда стал постарше, засматривался на ломовых извозчиков — уж больно нравились лошади с мягкими губами и умными лиловыми глазами. Затем извозчичью мечту сменила шофёрская, но когда Девятый съезд ВЛКСМ[53]обратился к комсомольцам с призывом идти в воздушные школы — выбор был сделан окончательно и бесповоротно. «Комсомолец — на самолёт», — требовал лозунг на здании военкомата, куда Тихон пришёл записываться в военлёты. Желание стать лётчиком подогревали ещё мысли о Капитолине, ради которой он был готов свернуть горы, а не то что выучиться на лётчика. Девушки любят сильных и отважных.

— Крепкий парень, и вестибулярный аппарат дай бог каждому, — одобрительно сказал на медкомиссии старый доктор в очках, похожих на два бутылочных донышка, после того как заставил Тихона стоять на одной ноге с закрытыми глазами.

Так курсант Кобылкин оказался в Ленинградской военно-теоретической школе лётчиков и немедленно осерчал на мать за то, что мало драла его за плохие оценки. Надо было всю шкуру спустить и носом в тетрадку наторкать, пока в графе не закрасуются одни пятёрки и четвёрки, особенно по математике и физике. На первом курсе его бы отчислили за неуспеваемость, если бы не природная смекалка. Удачная мысль подбросила его с койки среди ночи. После вечерней строевой подготовки казарма спала как убитая, и чтобы не разбудить товарищей, Тихон побежал в туалет и там, при свете тусклой лампочки, лихорадочно набрасывал в блокнот схему за схемой. Утром его едва добудились на построение, а уже днём он докладывал комбату теоретического курса, что придумал к высокому столбу приладить поперечину и на одном конце закрепить кабину пилота, а на другом верёвку. Курсант сядет в кабину, его поднимут на высоту метров десять, а затем будут медленно опускать, как если бы он планировал после четвёртого разворота в воздухе.

Посмотрев на рисунок, комбат положил его в планшет и отправил Тихона в столовую, где его звено уже вовсю стучало ложками. Буквально через пару недель в лётной школе появился тренажёр, прозванный журавлём, а самого Тихона вызвал командир курса и строго сказал:

— За смекалку, курсант Кобылкин, я должен вынести тебе благодарность, но ты своими неудами её не заслужил. Поэтому давай так: на полгода мы закрываем глаза на твою неуспеваемость, а ты за это время подтягиваешься по всем предметам. Всё ясно?

— Так точно, — сам не свой от радости гаркнул Тихон, понимая, что если на этот раз гроза прошла стороной, то другой случай выкрутиться от двоек может не представиться.

Через полгода он уже тянул на троечки, но сам себе поставил задачу окончить школу на отлично, чтоб не краснеть перед одним человеком, о котором думалось постоянно, особенно когда летал высоко над землёй.

* * *

Магнитка у горы Магнитной, Магнитогорский металлургический комбинат, магнитогорская сталь — звонкие слова, произнесённые Сашей Ковалёвым, целую неделю не выходили у Насти из головы. Они сверкали искрами раскалённого металла, гудели домнами, звенели гусеницами тракторов и горьковато-дымно пахли ветрами перемен в судьбе.

«На стройки Первой пятилетки! Днепрогэс, Турксиб, Магнитка!» — призывал плакат при входе в школу. На рисунке радостная молодёжь вздымала вверх кирки с лопатами, а над ними возвышалась заводская труба с надписью «Путь к коммунизму».

Наверное, здорово вот так, в первых рядах, прийти в голую степь, чтобы она засияла огнями городов и на разные голоса запела заводскими гудками. Вместе с Капитолиной они несколько раз бегали смотреть фильм «Встречный», с замиранием сердца ожидая, успеют рабочие сдать к сроку турбину или нет. Как там поётся в песне? Настя мысленно пропела: «Не спи, вставай, кудрявая. В цехах звеня, страна встаёт со славою навстречу дня»[54].