Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Мань Шуй, скрепя сердце, переселился из пятикомнатного дома с черепичной крышей в маленький двухкомнатный деревянный домишко и выкупил натасканную плыть за лодкой выдру.

Кто ж знал, что уже прирученная выдра в новых руках снова дичает. Мань Шуй, кроме как пускать ворон, не особенно много умел, а выдра совсем другое дело, тут надо было быть осторожным. Взяв с собою денег на дорогу, он отправился в Цзуньи к Лао Хуану, думая разведать характер выдры, чтобы пользоваться ею так же, как раньше Лао Хуан.

Услышав, что и лодку, и выдру продали, Лао Хуан в тюрьме стал от горя выть не своим голосом и успокоился, только когда утихомирить его вышли смотрители. Поразмыслив, он понял, что раз уж Мань Шуй так далеко приехал к нему, чтобы узнать и понять эту выдру, значит, все-таки не так все плохо, и хозяин из него может получиться неплохой. Тогда Лао Хуан в подробностях и без утайки рассказал Мань Шую все о выдре.

Дрессируя выдру так же, как и Лао Хуан, Мань Шуй быстро понял ее. Он по-прежнему делил еду на три кучки – большую, среднюю и маленькую – и строго следовал принципу награды в зависимости от пойманного. Поймала большую рыбу – ешь вдоволь, поймала мало – ешь мало, а если ничего не поймала и лезешь в лодку, только лодки коснулась – тут же иди обратно в воду. Так со временем выдра снова привыкла слушаться и работать. Нет рыбы – она ищет ее по пещерам. Если ей не удается пролезть в узкую щель, она развернется, засунет туда свой сильный хвост и начнет им быстро-быстро крутить, пока не выгонит рыбу наружу. Если попадается мелкая рыбешка где-то в цзинь весом, выдра ее хватать не станет, а зажав хвостом, сразу тащит наверх. Большую рыбину весом в двадцать с лишним цзиней ей с места не сдвинуть, так она сначала схватит ее за плавники, хвост перегрызет, большой рыбе всплывать становится тяжело, силы у нее быстро кончаются, и она безвольно дает выдре утащить себя на поверхность воды.

И вдруг ручная выдра стала теперь совсем другой, совершенно забыв все, чему была обучена. Для речных выдр, натасканных на лов рыбы, она была еще совсем не старая. Она могла есть, нырять под воду и совсем не походила на больное или стареющее животное. Мань Шуй даже пробовал кормить ее женьшенем, купленным втридорога.

Трудно представить, как такое могло случиться, но снова все шло не так, как надо. Глядя на эту ставшую вдруг снова такой чужой выдру в своей лодке, Мань Шуй почувствовал уныние, глубокое страдание и боль. Тогда рыбак выпустил ловчую ворону. Если и птица не станет, летая над водой, нырять за рыбой в воду, это совсем дурной знак, тогда рыбаку ничего другого не останется, как собрать сети и возвращаться с пустыми руками.

С выдрой точно что-то случилось: уйдя под воду, она не ловила больше рыбу. Если хозяин не кормил ее, она начинала грызть деревянные борта лодки. А если кто подходил к ней поближе, то в страхе она, как дикий зверь, свирепо нападала на него. Вот и еще один дурной знак! Если бы не договоренность с Лао Хуаном, лучше вообще не выходить на реку.

Над утесом показался месяц в ярко синем небе. Огромная тень от гор, словно распростершая свои мрачные крылья над долиной, накрыла собою реку, которая погрузилась в удушливое безмолвие, и только в середине реки чуть поблескивал в лунном свете тот серый камень.

Широко надувая щеки, Лао Хуан долго и тщательно пережевывал рыбу и наконец проглотил ее. Вытерев рот подолом, он встал и, взглянув на Мань Шуя, отошел от уже потухшего костра, в задумчивости прошел между двух воткнутых в песок весел и отнес что-то на прибрежную полосу мокрого песка.

Порыв ветра с низовий реки, пронизанного на закате тонкими весенними ароматами, освежил воздух в долине и принес с собою два больших облака, разделенных узкой полоской чистого неба. В своем постоянном дрожании и волнении эти облака были тоже похожи на реку с волнами и водоворотами.

– Я ловушку поставил. В воду не лезь.

Вернувшись тяжелой поступью, Лао Хуан оглянулся и, как будто обращаясь к безмолвному и пустынному берегу реки, сказал что-то явно злобное и враждебное, и, согнув широкую спину, тяжело опустился на землю. Посидев какое-то время в молчании, словно раздавленный тяжелым безмолвием этой ночи, он тяжело повалился на землю.

Мань Шуй встал и пошел туда, где была привязана лодка. Подойдя поближе, с кормы лодки он услышал свист, замедлил шаг и тоскливо, но спокойно вздохнул. Вернувшись, он лег сбоку от Лао Хуана, по молчаливому согласию засунув свои ступни к нему под одежду и прикрыв собственным халатом полуобнаженное тело рыбака. Каким-то внутренним чутьем Мань Шуй почувствовал, что Лао Хуан не спит, как будто подслушивая и подглядывая за кем-то. Сердце его мучительно сжалось…