Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий

Победа реформаторов была не так абсолютна, как казалось, и в других отношениях: задним числом она даже напоминает «пиррову победу». Реформаторы стремились совершить революцию в религиозном сознании, сделать веру делом ума, образования и воли, а все внешние образы и обряды свести к нулю. Протестантизм стал религией текста, а не икон, храмов, реликвий. Однако эта приверженность образованию и интеллекту не ставила для чтения и исследования никаких границ – и скоро протестантские страны стали цитаделями скептического Просвещения. Не будь Реформации – скорее всего и Просвещения бы не случилось³.

Ярко иллюстрирует такой парадокс история альтернативных писаний. Отказ от этих текстов был вызван совершенно новым отношением к подлинности исторических документов и критериям ее оценки. Однако последствия вышли самыми неожиданными: не прошло и двухсот лет, как ученые начали применять те же критерии и к самой Библии, закладывая этим основы секуляризма. В постпросвещенческом мире все писания – и альтернативные, и канонические – стали предметом не только веры, но и научного исследования. Нерушимая стена, которую реформаторы пытались возвести между писаниями истинными и ложными, задним числом выглядит не такой уж крепкой. В сущности, в наше время широко распространено убеждение, что «истинное христианство» следует искать не столько в Новом Завете, сколько в неканонических писаниях. Так что все вернулось на круги своя.

Во многих отношениях Реформация совершила настоящую культурную и духовную революцию. Однако задолго до начала этого движения западная культура уже менялась – и перемены эти прямо касались отношения к Писанию и канону. Зарождающийся интеллектуальный мир куда строже смотрел на вопрос подлинности – он настаивал, что тексты можно (и нужно) исследовать и проверять их датировку и авторство. Любой документ, претендующий на духовный авторитет, должен отвечать высочайшим стандартам подлинности. Уже средневековые авторы не были ни некомпетентны, ни легковерны: они готовы были отвергать якобы древние документы на строгих исторических основаниях. Помимо собственного здравого смысла, они ориентировались на текстуально-критическую работу таких отцов древней церкви, как, например, Иероним. Однако даже при наилучших намерениях им попросту недоставало тех материалов и ресурсов, что хлынули в Европу начиная с 1300 года⁴.

Задолго до Реформации в Европе уже развивалась наука – в основном на базе университетов, первые из которых были созданы в XII веке. Университеты бурно развивались: к 1500 году в Западной и Центральной Европе их было уже около восьмидесяти. Процветающий университет стал необходимой статусной принадлежностью любого уважающего себя государства или аристократической династии. Особым уважением пользовались несколько самых старых университетов, в их числе – Парижский. Интеллектуальный уровень этих учреждений рос по мере того, как ученые осваивали все новые и новые тексты и переводы, приходящие в Европу из исламского мира. Начиная с XIV века распространяется новый, поистине революционный подход к классическим текстам – их критическое исследование; и в это же время розыски в старых библиотеках открывают для научного мира множество классических рукописей, считавшихся утраченными. В том же веке начинает рушиться Византийская империя, и множество византийских интеллектуалов эмигрирует в Европу, везя с собой знание греческого языка и античной культуры⁵.

Ученые того времени всерьез заинтересовались разоблачением содержания поддельных документов. Важным знаком этого нового настроения стало критическое исследование так называемого «Константинова Дара» – поддельного текста, не относящегося к псевдописаниям, но также имеющего отношение к церкви: на нем основывалась легитимность Папского государства. Согласно тексту, папа Сильвестр, живший в IV веке, исцелил императора Константина от проказы, а тот в благодарность дал Сильвестру самодержавную власть над значительными территориями Западной Римской империи. Документ этот известен с VIII века; по-видимому, тогда же он и был создан, чтобы подкрепить территориальные притязания пап. В подлинности «Константинова Дара» не раз высказывались сомнения, однако разоблачен он был лишь в середине XV века, когда несколько проницательных ученых независимо друг от друга доказали его поддельность⁶.

Зачастую документ не удавалось отнести к вполне подлинным или полностью поддельным. В нем обнаруживалось несколько различных «слоев», отражающих работу множества авторов, которые лишь тщательный критический разбор позволял отделить друг от друга. Единство и внутренняя целостность текста стали еще одним важным критерием его историчности и подлинности. Ученые оттачивали свое мастерство, анализируя множество новых рукописей, попадавших в эту эпоху на Запад. Например, в 1490-х годах Европа познакомилась с собранием посланий, приписываемых отцу древней церкви Игнатию. Спор об их подлинности длился долее трех столетий⁷.