Многоцветные времена [Авторский сборник]

Но лучше всего я помню его среди снегов Кавказа — веселого, маленького, с огромным мешком за плечами, загорелого до черноты, смертельно уставшего и все же смеющегося, с восторженным лицом смотрящего на все необыкновенное вокруг себя, бесконечно наслаждающегося воздухом, сине-лиловым небом, необъятным простором, высотой. Он стоял как маленький железный солдат, готовый к новым трудным переходам, к новым боям, к новым открытиям. Глаза его светились. Он весь был полон неизъяснимого восторга, неповторимой радости. Таким он и остался навсегда со своими стихами в моей памяти и в моем сердце!

Он ездил на Дальний Восток, на Север Советского Союза, но, куда бы он ни ездил, он возвращался в Армению, глубоко полюбив ее. Он не мог жить без нее.

1962 г.

Сердце гор

С моим другом, ученым-горцем Юсуфом Шовкринским, я вволю надышался сладостным воздухом высокогорных лугов Шахдага.

Когда мы вернулись в Ахты на короткий отдых, Юсуф спросил меня, как мне понравилась поездка. Я вынул свою записную книжку и прочел ему страничку, где было написано:

— «На этих лугах можно отдохнуть душой и телом. Прилив необыкновенной радости охватывает все твое существо, когда видишь, как, оживляясь, теплеют и розовеют каменные плечи исполинского Шалбуздага, как прозрачные, голубоватые облака легче легчайших кашмирских шарфов стелются у отвесных стен Каракая, точно невидимые плясуньи водят там воздушный хоровод и машут своими покрывалами перед лицом суровой горы.

Лежа у костра под звездами на пустынном лугу, можно испытать настоящее волнение, чувствуя себя приобщенным к тайнам горной ночи, в сияющем холоде и безумной тишине, которой зелеными огнями начинает играть и колдовать под луной алмазная высь снежных высот Базардюзи…

Я видел Куруш, про него говорят, что это самое высокое селение в мире, закинутое к звездам. Куруш сам походит зимой на гору, потому что снега заваливают его так, что не видно никаких признаков человеческого жилья. Я бродил с пастухами, удивляясь с каждой зарей чуду ежедневно обновляющихся трав на бесконечных пастбищах Шахдага, ручьям, замерзавшим каждую ночь, висевшим, светясь, как длинные мечи, оттаивавшим каждое утро и снова начинавшим свою серебряную песню.

Наглядевшись на бесчисленные отары, вдосталь наговорившись с пастухами, охотниками, зоотехниками, до одури нанюхавшись дыма кочевых костров, искусанный блохами, неистребимо живущими во всех кошмах пастушеских юрт, нагонявшись по пастбищам, я направился на север, чтобы отдохнуть после всех странствий в гостеприимной долине Самура…»

Юсуф закачался всем своим большим телом и засмеялся, обнажая широкие, белые, сверкавшие от постоянного жевания чеснока зубы.

— Ты хочешь так кончить рассказ о наших странствиях? — сказал он. — Звезды и блохи — это хорошо, это мне нравится. Жизнь полна чудес, но побереги перо и не говори, что это конец. Ты увидишь еще не раз удивительные вещи. Не забудь, что завтра после обеда мы отправляемся вверх по Самуру, по долине, которую ты уже назвал гостеприимной. Это правда, тут всюду мои друзья, а в Рутуле хинкал готовит одна хозяйка даже лучше, чем в Куруше. И кони наши завтра придут с лугов…

— А седла? — спросил я. — Где ты достанешь седла?

— Седла принесут завтра. Их делают по заказу, и они будут готовы к нашему отъезду. Раз Юсуф сказал — это верное дело…

Я знал, что для дома отдыха в Гунибе Юсуфу поручили купить в Ахтах двух жеребцов и привести их на север, через горы, в целости и сохранности.

Обед на другой день сильно затянулся, потому что хотя горцы и не гонятся за длинными тостами, но за беседой и хинкалом время летело незаметно. Мы плотно поели густейшей чесночной похлебки с бараниной, заедая круглыми большими катышами из кукурузной муки, наслаждаясь острыми приправами. Хозяева давали последние советы на длинную дорогу. Юсуф принимал поручения в Кази-кумух и в Махачкалу. Пили снова во имя дружбы, и наконец, когда принесли хурджины с нашими вещами, я понял, что мы действительно сейчас встанем и покинем этот дружеский дом и городок, прилепивший старенькие серые дома по крутым берегам двух рек, исстари сливающих здесь свои воды.

Неся хурджины на плечах, совсем по-дорожному, в коротких аварских бурках, в сопровождении друзей и знакомых мы направились на небольшую площадь, где нас ждала целая толпа всадников — наших попутчиков.

Одни из них ехали совсем недалеко, другие направлялись в Рутул, третьи — даже в Катрух. Все они громко приветствовали наше прибытие. После короткого прощания с нашими хозяевами мы начали знакомиться с попутчиками. Потом нам подвели уже поседланных двух коней, тех славных скакунов, которых приобрел в Ахтах Юсуф и заранее мне расхваливал. И действительно, я, отступив на шаг, невольно залюбовался ими.