Многоцветные времена [Авторский сборник]

Это были настоящие горские кони, с которыми в горах не сравнятся никакие другие. Они стояли, чуть опустив головы, и тихо жевали трензельные кольца. Легкие, крепкотелые, с высокой плотной шеей, с небольшими ушами, с неподстриженной гривой, с подтянутым, нешироким крупом, на тонких ногах, с хорошо развитыми сухожилиями и сильной мускулатурой, — они стояли и задумчиво скребли землю копытами.

Кони были жаркой, с золотым блеском темно-коричневой масти. Конь Юсуфа был постарше моего и не первый год ходил под седлом. Мой же конь глядел на меня тревожными большими глазами, нервно нюхал воздух и все быстрее жевал трензельные кольца. Было ясно, что он поседлан впервые. Надо было приготовиться к тому, что он может выкинуть все, что угодно. Еще в пору моей военной молодости я много мучился с необъезженными туркестанскими жеребцами, которые тоже стояли понурив головы, когда их с трудом седлали несколько человек, а потом, закусив удила, превращались в разъяренных, выкидывающих неожиданные фигуры диких зверей…

Я тщательно проверил стремена и подпруги. Навесив на руку камчу, приняв повод от горца, державшего моего коня, я вскочил в седло, и не успели мои ноги попасть в стремена, мой конь сделал такую свечку, так встал дыбом, что всадники невольно попятили своих коней, а я, воспользовавшись этой суматохой, повернул своего жеребца в сторону узкой улочки, куда он и не замедлил рвануться бешеным броском.

Одно мгновение горцы могли видеть, как я мчусь по улочке, к счастью совершенно пустынной в это время. Потом я исчез за поворотом. Я нарочно направил коня сюда. Я знал, что эта узкая улочка приведет нас на мусульманское кладбище. Конь вылетел на кладбище, думая найти простор, на котором он покажет мне всю свою удаль, мчась безоглядно вперед, но перед ним внезапно выросли ряды каменных памятников, преградивших путь.

В ярости он прыгал налево и направо и всюду натыкался на плоские высокие плиты, словно выраставшие из-под земли, на каменные столбы, увенчанные чалмой. Плит и столбов было так много, что пробраться напрямик между ними не было никакой возможности. Конь вставал на дыбы, съеживался для прыжка, я спокойно давал ему вымотать свою ярость, отдавая ему повод, чтобы он мог делать свечки и, поворачиваясь на задних ногах, снова вставать на то же узкое пространство. Я медленно вел его меж надгробий, чувствуя, как убывает его неистовство. Затратив на первые прыжки всю силу, вымотавшись, натыкаясь на камни со всех сторон, он сам спешил поскорее оставить эту каменную западню, в которую попал так неожиданно.

Мы с ним покружились вдоволь и, пройдя уже почти все кладбище, взобрались на самый верх холма, на котором оно было расположено. Отсюда был хорошо виден берег Самура. Толпа всадников медленно выезжала на дорогу внизу, под нами.

Среди всадников в первой тройке я узнал по зеленой фуражке Юсуфа. Он оглядывался по сторонам и остановил коня, когда увидел меня на холме над кладбищем. Он помахал камчой, и этот знак как будто был сигналом для моего скакуна, который, косясь на последние памятники, поистратив свой пыл, хорошей рысью пошел вниз, к реке, помахивая гривой.

Мы появились на дороге, к восторгу горцев, любящих неожиданные зрелища. Юсуф сказал насмешливо, равняясь со мной:

— Зачем ты повел его на кладбище? — Он ткнул концом камчи моего коня в бок. — Это было здорово придумано… Как ты сообразил?

— У меня не было выхода. Чтобы укротить его, надо было его измотать. Теперь он как шелковый. А если бы он помчался прямо по дороге, мы были бы в Рутуле через час, но что с ним было бы завтра, я не знаю… Ему путь был бы только на кладбище…

Кони дружно шли по берегу Самура. Я оглянулся на маленький городок, домики которого как будто стояли на плечах друг у друга, они были какие-то одинаково серые, с маленькими балконами, висевшими над серыми скалами. Виднелись стены улиц-тупиков, каменные столбы ворот. На выступах над ними я видел нарисованных леопардов, похожих на больших диких котов. Выше домов блестела крыша мечети, кое-где зеленели тополя, яблони, старые вербы.

Надо всем этим подымались горы, на которых лежали тени облаков. Наша кавалькада перешла на шаг. Было приятно смотреть на крепких, тонконогих горных коней, которые уверенно, легко несли нас по каменистой дороге над пенистым Самуром. Было тепло, привычно шумела быстрая большая вода, завихриваясь вокруг черных глыб, встававших посреди русла; с окружающих гор бежали бойкие, светлые, узкие потоки. И от мысли, что я снова в дороге, становилось весело на душе…

Мне нравился этот большой, спокойный день, мои спутники, люди, простые сердцем, ехавшие по самым житейским делам. Мне нравился их неторопливый разговор на ходу, звон уздечек и стремян, скрип черной кожи моего нового, пружинящего седла и горы, непрерывно сопровождавшие нас…