Читаем Множество книг, или Библиотека (Мириобиблион) полностью

Кое-кто предполагает, что его речь на священную оливу — произведение не подлинное; но если бы они внимательно посмотрели, они бы изменили свое мнение; потому что и вступление, и повествование, и доказательства, и заключение, все это достойно Лисия; в ней царит простота, и в то же время сила, которые в совокупности свойственны только этому оратору. Мы кроме того признаем в этой речи манеру свойственную скорее для энтимемы, чем для эпихеремы; бегло просматриваются основные пункты, не удлиняя речь излишними деталями; и, пожалуй, в конечном итоге краткость, которая не оставляет желать лучшего; качество в котором он не уступает самому Демосфену: но что касается красоте описаний, по этой части он не уступает ни Платону, ни Демосфену, ни Эсхину.

Другой талант особенный и свойственный ему — это употребление антитезы[925], многочисленной в его сюжетах, которые не имеют ничего софистического или изысканного: состоит это в том, чтобы так удачно повернуть период, чтобы все его члены были в равном соотношении между собой: чтобы писать в манере чистой, элегантной и цветистой. Павел из Мисии, не потрудившись изучить и понять эту речь Лисия о священной оливе, дерзко решил[926], что она была не совсем его, и он отбросил некоторые другие, которые были не менее красивы: чем и оказал плохую услугу потомству; так как эти труды, попавшие под подозрение, никто не позаботился сохранить и они пропали почти тотчас же, ошибка возобладала над правдой в этом случае, как и во многих других. У Лисия также есть достоинство трогательно и восхитительно приукрашивать темы, им обсуждаемые, когда он это делает мимоходом. Некоторые риторы говорили о нем, что он умело договаривался о снятии пунктов обвинений, но никоим образом не достигал той степени, куда они могли дойти: что касается меня, я думаю, они не правы.

Я не желаю никаких других доказательств своего мнения, чем сами речи, и в том числе та, что он сделал против Мнесиптолема, где он выдвинул обвинение настолько сильно, насколько это возможно. Цецилий не имеет причин также не сказать, что этот оратор был изобретателен в разделении, но не в компоновке, ибо наверняка он превосходен в этом настолько, как никто другой. Впрочем, Лисий был из Сиракуз[927]; его отцом был Кефал, сын Лисания, внук Кефала. В старости он застал молодого Демосфена. Две вещи привлекли его в Афины, желание увидеть столь знаменитый город, и слава Перикла, сына Ксантиппа. Сначала он был возвышен месте с детьми до всего того, что делает выдающимся гражданином: но вскоре Республика пожелала выслать колонию в Сибарис, он воспользовался этим случаем вместе с Полемархом, своим старшим братом, чтобы вступить в наследство их отца. В возрасте пятнадцати лет он вернулся на родину, он изучал риторику у Никия и Тисия, двух очень известных сиракузян. Наследник значительного состояния он держал хороший дом и жил в достатке и покое до архонтства Клеарха в Афинах. На следующих год он был обвинен в том, что сочувствовал проафинской партии; и под этим предлогом он был изгнан из страны с тремястами другими[928]. В крайности он бежал в Афины, когда город управлялся Четырьмястами правителями: это не дало ему поселиться окончательно. Когда Тридцать заговорщиков установили тиранию в Афинах, он прожил там еще семь лет, в конце которых он потерял своего брата, и лишенный имущества избежал смерти с большим трудом спасшись бегством в Мегару. Те что были в Филе не прекращали добиваться своих требований, в то время как он, полный усердия для государства, сделал для него большие услуги: он из своих средств обеспечил тысячу драхм и двести щитов. Совместно с Гермоном он собрал триста солдат и содержал их; наконец он уговорил Фрасидея из Элиды, своего гостеприимца и друга, выделить два таланта в помощь афинянам. Ввиду такого похвального поведения Фрасибул писал народу Афин с просьбой предоставить Лисию права гражданства по его возвращению, которое и было ему предоставлено: однако Архин обвинил Лисия в противозаконном получении этого права, прежде чем оно было подтверждено указом Сената: но Лисий не имел от этого пользы; он провел остаток дней в Афинах как если бы являлся гражданином, и умер в возрасте 83 лет, но другие говорят — 72.

Cod. 263. Исей

Переводчик: Агностик

Читал различные речи Исея: имеется шестьдесят, сделанных от его имени, но признается только пятьдесят. Этот оратор был учеником Лисия, и он взял его за образец. Если судить по элегантности слога и основательности его замыслов. Он настолько хорошо ему подражал, что мы не отличаем стиль одного от стиля другого, исключая фигуры, которые Исей первым ввел в постоянное употребление. Именно он первым привнес красноречие в политику: то, в чем ему следовал его ученик Демосфен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Поэзия / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История