Этот оратор писал очень простым стилем [он никогда не учился вычурности) настолько убедительным и привлекательным, что кажется избегает всяких украшательств и фигур. Он процветал в тоже время, что и Сократ. Он родился в 78 олимпиаду или около того. Его отцом был Леогор, человек настолько древнего рода, что Гелланик прослеживает его происхождения от Гермеса.
В молодости он был обвинен в безбожии и привлечен к суду, как уже было сказано, за осквернение таинств Деметры, и порчу нескольких статуй Гермеса: он избежал осуждения, обещая выдать виновных, и дал следствие настолько точное, что все они были разоблачены, осуждены и приговорены к смерти. Среди них был его собственный отец, который немедленно был закован в кандалы; он спас его, убедив суд, что этот преступник необходим государству и что он может оказать ему важные услуги. Как бы там ни было, Леогор осудил нескольких граждан, которые разрушали государство, отвлекали государственные средства для своих личных потребностей, и те понесли ответственность за преступления.
Андокид, имевший превосходную репутацию за политические взгляды и свое поведение, был назначен навархом. В этой должности он установил связи с царями Кипра и несколькими прославленными людьми, став либо гостеприимцем, либо другом. Он имел дерзость похитить дочь Аристида, своего двоюродного брата, и отправить ее к царю Кипра. Видя, что его могут обвинить в преступлении, он отправился на Кипр, чтобы забрать девушку; но царь, который не доверял ему, посадил его в темницу. Андокид нашел способ сбежать и вернулся в Афины в то время, когда у власти был Совет Четырехсот, который немедленно арестовал его: но он от них бежал, а когда тирания была свергнута, опять вернулся. Затем он был изгнан и проводил свое изгнание в Элиде, где вступив в дружбу с Фрасибулом, вместе с ним вернулся в Афины. Некоторое время спустя он был послан в Лакедемон вести переговоры о мире: он скомпрометировал себя на переговорах, и опасаясь последствий неприязни к себе, искал спасения в бегстве. До сих пор в Афинах можно увидеть статую Гермеса, которая носит имя Андокида, хотя она была установлена эгейским демом; по той причине, что стояла она напротив дома Андокида.
Cod. 262. Лисий
Переводчик: Агностик
Речей Лисия, которого я тоже читал, насчитывается триста двадцать пять; но действительно его двести тридцать три, остальные предположительно. Среди них большинство судебных, он не выиграл всего в двух случаях, хотя одолел множество соперников.
Этот оратор очень краток, и в то же время очень убедителен. Он настолько выразителен[922]
, что никто другой не выглядит так же хорошо: поэтому кажется, что нет ничего проще, чем подражать ему, однако нет ничего сложнее этого. Он написал несколько судебных речей для частных лиц[923], которые те учили наизусть, и произносили как если бы они были сделаны ими самими. В дополнение к судебным речам он оставил нам торжественные речи для народа, панегирики, погребальные похвалы, послания, трактаты о любви и апологию Сократа. В большинстве своих выступлений он нравственно тверд и переходит на поучительную манеру, когда предъявляет некоторые из причин, которые естественным образом связаны с нравственностью. Ибо тогда он говорит не просто о сути дела, но сообщает причины и мотивы. Например, если мы вынуждены говорить жестокие истины, ранящие наших друзей или честных людей, то видим, что это необходимость, которая нам неприятна; если наоборот (вещи) для них приятные, мы обнаруживаем удовольствие, что в нашей власти дать истину, согласную с их наклонностью: одним словом, вас не убедить настолько, насколько вы принимаете причину всего. Но в выборе этих причин есть честь, которой он следовал бескорыстно. Один человек порядочный, а другой человек не имеющий столь полезной репутации. Не просто соблюсти справедливость между этими двумя, а сам Лисий находится зачастую в стороне.Одна из самых красивых речей та, что он сделал против Диогитона[924]
, который был опекуном. Повествование ясное, простое и постоянно поддерживает атмосферу правдоподобия, чем и убеждает. Он не острословит, подобно некоторым ораторам, усиливая аргументы всякий раз и некстати, он себя оставляет для преследования, где под впечатлением красноречия он раскрывается лучше и лучше, во всей своей силе. В качестве вознаграждения мы отмечаем с самого начала его речи очень чистый стиль, восхищаемся ясностью, как в дикции, так и в рассуждениях: повествование идет последовательно и без задержек; оно простое, вы не найдете ничего не имеющего отношения к теме. Но каждому дано почувствовать порядок и красоту композиции: потому что кажется, что он говорит вещи простые и как они сами по себе представляются: однако мало-помалу он возвышается и незаметно его движение становится напыщенным. И мы не знаем, чему мы должны восхищаться больше всего в этой речи: изяществу ли дикции, красоте ли мысли, силе доказательств, изобретательности, компоновке и расположению всех частей речи.