Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Столь массовая актуализация медиевальных мест национальной памяти, безусловно, была связана с интенсивным национальным строительством, нуждающимся в осязаемых ориентирах — памятниках и памятных местах по всем Балканам. Период с 1890-х по 1913 г. характеризуется М. Ю. Ломоносовым и А. В. Колобовым как «период обретения статуса официальной государственной идеологической доктрины и практической [ее] реализации»[605]. Ключевой датой в процессе обретения официального статуса становится торжественное празднование 500-летней годовщины Косовской битвы 1389 г. в Крушеваце. Отныне косовский миф «становится знаменем борьбы за присоединение Косова к Сербскому государству»[606]. Отметим учреждение в Сербии в 1913 г. медали Милоша Обилича[607] уже по итогам войны, а также значительное влияние мифов на военных, что подтверждается фактами уничтожения гробницы султана Мурада и разорения гробницы Вука Бранковича[608] в ходе Балканских войн 1912–1913 гг.[609]

В Болгарии ситуация с медиевализмом была весьма неоднозначной. Обретение государственности страной было омрачено пересмотром сан-стефанских границ на Берлинском конгрессе 1878 г. Последующее объединение в 1885 г., военный конфликт с Сербией и политический конфликт с Россией заставили политическую элиту страны искать новые образы и символы национального прошлого. Своеобразным ответом на ухудшение российско-болгарских отношений стало все более активное развитие в болгарской историографии гуннской теории происхождения болгар. Важный импульс к распространению этой концепции был дан еще в 1869 г. публикацией в Константинополе книги Гаврила Крыстевича «История болгарская», в которой происхождение болгар прямо выводилось от гуннов[610]. Однако, концепция Крыстевича подверглась резкой и обоснованной критике со стороны корифея зарождающейся болгарской национальной историографии Марина Дринова, работавшего в России и остававшегося на пророссийских позициях, что несколько задержало начало активного использования гуннской теории[611].

Актуализация гуннской теории произошла на рубеже XIX и ХХ вв.: из наиболее влиятельных трудов следует выделить две работы Ивана Шишманова — «Критический обзор вопроса о происхождении протоболгар с лингвистической точки зрения и этимологии названия „болгарин“» 1900 г.[612] и «Критический обзор вопроса о происхождении болгар» 1909 г.[613]

Болгария не избежала влияния и русского медиевализма. В связи с этим следует упомянуть крупнейший монументальный храм-памятник в Софии — собор Св. Александра Невского, построенный в 1912 г. Отметим, что первый колокольный звон в еще неосвященном храме был произведен уже в 1913 г. после захвата болгарами Адрианополя[614]. Другим примером «славянского медиевализма» можно считать появление в Болгарии в феврале 1910 г. ордена св. равноапостольных Кирилла и Мефодия.

До Первой мировой войны ряд Балканских стран приобрел независимость, и последней по времени была Албания. Традиционно в историографии период после поражения Призренской лиги в 1882 г. и до Младотурецкой революции 1908 г. рассматривается как «время спада вооруженной борьбы, но подъема творческой мысли»[615]. В условиях необходимости поиска прекрасного героического прошлого албанские мыслители не могли пройти мимо личности знаменитого средневекового правителя княжества Кастриоти и героя антитурецкой борьбы Скандербега (1405–1468). В первую очередь отметим неопубликованную историческую работу Зефа Юбани «История Георгия Кастриоти»[616] и поэму Наима Фрашери «История Скандербега», увидевшую свет в 1889 г. в Бухаресте[617].

Являясь, по сути, адаптацией гербов Скандербега и рода Кастриоти, албанский национальный герб использовался борцами за независимость страны начиная с XVIII в.[618] После провозглашения независимости во Влёре в 1912 г. черный двуглавый орел появился и на гербе, и на флаге молодого государства. Также важно отметить, что выбранный великими державами в князья Албании Вильгельм Вид в 1914 г. «из уважения к албанским традициям» дал своему сыну и наследнику албанского престола Карлу-Виктору имя Скандер[619], а сам зачастую именовался как Скандербег II[620].