Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Албанский миф акцентирует свое внимание именно на многообразии и разнородности участников сражения, максимально расширяя круг участников, в первую очередь за счет албанцев. Косовские историки пишут о косовских же албанцах. Отказ от их упоминания сербами трактуется как отказ признания албанского присутствия в Косово того периода. Албанские части наиболее дисциплинированные, князь Лазарь — компромиссная фигура, упоминается широкий список албанских деятелей, участвующих в битве. Милеш Копили, главный герой битвы, в албанской версии — этнический албанец и персонаж албанского эпоса. Представляется интересным факт, что с албанской стороны нет никаких попыток его присоединения к национальному пантеону. Для сербов Милош Обилич (Кобилич) — один из ключевых персонажей пантеона.

С албанской точки зрения, сам факт преувеличения значения Косовской битвы 1389 г. — попытка фальсификации истории, а Косовская битва 1389 г. не играла важной роли, поскольку никак не изменила ситуацию на Балканах. Гораздо большее значение имели последующие столкновения, в которых сербские войска сражались на стороне турок, в то время как защитники европейско-христианских ценностей — албанцы — сражались против. Особенно часто в рамках развития этой концепции упоминается битва 1448 г. Представляется, что не в последнюю очередь используется память этой битвы в связи с ее хронологическим совпадением с эпохой Скандербега.

Празднование сербами годовщины сражения осуждается значительной частью албанского общества. В последнее время это выражается в попытках организации рядом общественных деятелей празднований победы османского воинства, что в целом не находит положительного отклика ни среди большинства представителей научной элиты, ни среди большинства политиков, особенно в последнее время, ввиду непростых отношений между Турцией и ЕС.

Русинский медиевализм в контексте национального строительства

Границы распространения в Восточной Европе восходящей к Средневековью русинской идентичности, как и ее этнокультурное и этнополитическое наполнения, претерпевшие серьезные изменения в XIX–XX вв., даже сегодня остаются предметом дискуссий, порою весьма политизированных. В настоящей работе термин «русины» используется в одном из существующих сегодня значений — как синоним понятия «карпатские русины», традиционно употребляемого в историографии для обозначения восточнославянских жителей Венгерского королевства, то есть территории так называемой Угорской Руси, входящей ныне в состав Украины (Подкарпатская Русь), Словакии (Прешовский край, или Пряшевщина) и Румынии (Марамуреш), а также составляющих с угорскими русинами единую этнокультурную общность русинов-лемков, населяющих прикарпатские территории Польши (Лемковщина)[1300].

Происхождение русинской идентичности, несомненно, связано с историческим наследием средневековых политических образований Восточной Европы, таких как Киевская Русь и Галицко-Волынская держава (с 1434 г. Русское воеводство (польск. Województwo ruskie) в составе Польского королевства), причем в разных контекстах и в разные эпохи это название могло наполняться разным смыслом в зависимости от того, преобладали ли в нем политические, конфессиональные или собственно этнические коннотации. Так или иначе, но распространение русинской идентичности на запад, в лежавшие за пределами названных политических организмов области Венгерского и Польского королевств объясняется переселениями на эти территории восточнославянского православного населения с востока Европы, прежде всего, с территории Галичины. Эти миграции были связаны в первую очередь с поощрявшейся венгерскими и польскими монархами, а впоследствии и локальными магнатами так называемой «колонизацией на валашском праве» малонаселенных лесистых пространств по обеим сторонам Карпат, развернувшейся в XIV в. и продолжавшейся в течение нескольких последующих веков. В результате этих миграций, в ходе которых носители русинской идентичности теснейшим образом взаимодействовали и нередко смешивались с единоверными им влахами, русинская идентичность распространилась на православных колонистов, постепенно заселивших пограничные территории Венгерского и Польского королевств[1301].