Довольно рано античных предков приобрели себе и хорватские аристократические семейства, имевшие тесные связи как с венгерским двором, так и с очагами ренессансной культуры Средиземноморья, такими как Венеция. Так, уже в начале XVI в. славных античных предков обрел хорватский аристократический род Курьяковичей. История рода восходит к одному из представителей средневекового хорватского «племени» (родственного коллектива) Гусичей, впервые упоминаемого еще в XI в. Представители Гусичей фигурировали среди членов 12 знатных племен, заключивших, согласно средневековой традиции, договор с венгерским королем Коломаном в 1102 г. Этот документ обозначил правовые рамки хорватско-венгерской унии. Непосредственным родоначальником Курьяковичей был один из представителей «племени» Гусичей по имени Курьяк, который в 1298 г. стал комитом (наместником) области Крбава в западной части Хорватии. В начале следующего XIV столетия Крбавская жупания, входившая в состав Хорватско-Венгерского королевства, стала наследственным владением потомков Курьяка, которые приобрели титул крбавских князей[394]
. На протяжении всего своего существования род Курьяковичей неизменно играл важную роль в хорватской политике, однако лишь при последнем представителе рода Иване Карловиче, видном хорватском полководце и государственном деятеле, два раза занимавшем пост бана Хорватии (в 1521–1524 и 1527–1531 гг.), складывается представление о том, что Курьяковичи, а точнее Гусичи, являются потомками древнеримского патрицианского семейства Манлиев (gens Manlia).В своей дипломатической переписке Иван Карлович добавлял к своему христианскому имени античное имя (прозвище) Торкват. Венецианский автор Донадо да Лецце в своей «Турецкой истории» счел латинское прозвище Ивана Карловича переводом его родового имени Курьякович, однако такое объяснение не соответствует действительности. Подлинный смысл именования хорватского вельможи римским прозвищем Торкват проясняется в речи, составленной его придворным капелланом Степаном Поседарским по случаю прибытия в 1516 г. посольства Ивана Карловича в Рим. В эпиграмме, приложенной к печатной версии речи, Иван Карлович не только прямо именуется Торкватом, но и уподобляется римлянину Манлию: если некогда Манлий защитил Рим от галлов, то «этот наш Торкват» теперь обороняет землю отцов от османов[395]
. Действительно, согласно известному рассказу из «Истории от основания города» Тита Ливия, прозвище Торкват (Torquatus) получил в свое время представитель рода Манлиев, трибун Тит Манлий, завладев ожерельем сраженного им в поединке галльского воина. Еще один Тит Манлий Торкват, по сообщению того же римского автора, был спустя много лет консулом Рима, воевавшим с галлами и подавившим восстание сардов на Сардинии.Таким образом, есть основания полагать, что еще в начале XVI в. Иван Карлович (Торкват) не просто ассоциировался у своих современников с героями античности, но и действительно считался потомком римского патрицианского семейства Манлиев. Если это так, то как мог возникнуть этот генеалогический миф? По мнению хорватского исследователя Л. Шполярича, на появление мифа оказал влияние факт изображения гуся на родовом гербе Курьяковичей. Конечно, гусь в данном случае напоминал о славном племени Гусичей, из который происходил первый крбавский комит Курьяк. Но ведь гуси, как известно, спасли Рим! Создатели генеалогического мифа Курьяковичей могли, как полагает исследователь, вдохновиться известным рассказом Тита Ливия, где сообщалось о том, как представитель рода Манлиев Марк Манлий Капитолин спас Рим от галлов, когда его разбудили гуси. При этом, как специально отмечает Л. Шполярич, понять подобный ход мыслей можно лишь в контексте связей Ивана Карловича с венгерским двором, где в эту же эпоху получил развитие миф о происхождении короля Матьяша Хуньяди от римского рода Корвинов. По предположению исследователя, импульсом к принятию Иваном Карловичем, будущим хорватским баном, римского имени и соответствующего ему генеалогического мифа мог послужить пример сына короля Матьяша Хуньяди Яноша (Ивана), занимавшего в 1494–1504 гг. пост хорватского бана и, в отличие от своего отца, уже официально именовавшегося Иваном Корвином[396]
.