Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Легенды о происхождении казачества, в том числе украинского, очень показательны. Этнокультурная и этносоциальная общность, которой являлись казаки, возникает и осознает свою идентичность в XVI–XVII вв. Как только наступает время оформления национального нарратива (он развивается по классической схеме): начинается поиск древнего предка (с одной стороны, чтобы он был известен всем, а с другой — чтобы подробности его истории были доступны только узкому кругу профессиональных историков). История этого предка мифологизируется, подстраивается под историю потомков (хазары превращаются в вольнолюбивых «степных рыцарей», которыми они никогда не были, но которыми видели себя казаки в идеальных культурных моделях). Средневековье, таким образом, выступает исторической инстанцией, легитимизирующей существование народа в Новое время.

Историческое воображение в дворянских генеалогиях

Эпоха Ренессанса стала временем формирования еще одного жанра историописания, в котором отразилась специфика воображения и репрезентации далекого, в том числе средневекового, прошлого — дворянских генеалогий[391]. Разумеется, разного рода генеалогические опусы, посвященные происхождению правящих династий или тех или иных знатных семейств, были известны и раньше, однако именно в XVI в., в эпоху позднего Ренессанса, дворянские генеалогии оформились как особый самоценный жанр историописания, успев за короткий период времени обрести большую популярность в разных уголках Европы, не исключая и славянские страны. Как и в случае с жанром национальной истории, кристаллизовавшимся в рамках возникшей в городах-государствах Италии новой историографии, первые, ставшие со временем эталонными, образцы этих генеалогий были созданы итальянскими гуманистами, нередко писавшими свои труды по прямому заказу представителей аристократических семейств. В конце XVI в. в Италии появился и своего рода «итоговый труд», обобщавший информацию по данной теме — трактат Франческо Сансовино «О происхождении и славе знатных семейств Италии» (1582 г.)[392].

Подобно городским коммунам, сословным «нациям» и универсальным монархиям, знатные фамилии также остро нуждались в обретении как можно более далекого и желательно славного и яркого прошлого. При этом те или иные конкретные картины этого прошлого нередко были совершенно тождественны картинам прошлого рождавшихся в эту же эпоху протонациональных сообществ. В этом смысле, говоря о дворянских генеалогиях как об особой разновидности историописания со свойственными ей жанровыми конвенциями, едва ли можно отделять их от национальных историй в том, что касается самого содержания исторических образов. Не следует забывать и о том, что генеалогии знатных семейств сплошь и рядом служили интересам государств и/или широких социальных корпораций. Так, в случае с генеалогиями правящих домов или династий, ренессансные генеалогии (как это наблюдалось, например, в синьориях Италии) были мощным средством легитимизации власти, отражая интересы династического государства. Обычные же дворянские генеалогии нередко также являлись выражением сословного патриотизма, который мог приобретать протонациональный характер и, соответственно, быть как общегосударственным, так и представлять в рамках государства более узкую — реальную или виртуальную — политию (как это наблюдалось в дворянских генеалогиях тех или иных композитов монархии Габсбургов или Речи Посполитой). Стоит ли говорить, что в обоих случаях история аристократических семейств становилась воплощением истории нации как сословной корпорации. Впрочем, расцвету жанра дворянских генеалогий способствовало не только нарождавшееся протонациональное сознание знати, но и заметно усилившаяся в эпоху Ренессанса эмансипация индивидуума — мировоззренческий процесс, который нередко считается одним из самых фундаментальных характеристик раннего Нового времени. В этом смысле обретение прошлого было неразрывно связано с обретением конкретных предков, утверждавших своим существованием и славными подвигами достоинство как всей фамилии, так и каждого ее представителя.