Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

Отсюда вытекала колоссальная роль культурных процессов в регионе и их особая связь с национализмом и нациестроительством. По замечанию Э. Геллнера, молодые национальные культуры не хотят вливаться в общества, где к ним относятся с пренебрежением[431] (каковыми по определению являются имперские общества). Защитным механизмом для них является культивирование своих культур, языка, истории («Мы — тоже народ, у нас было славное прошлое, и мы — носители высоких ценностей, которые способны вырабатывать самостоятельно!»). Отсюда — активно стимулировался интерес к истокам, корням, собственной истории (при этом было необходимо уточнение: чьей истории, какой истории, что такое «наша история»?). Это касалось всех: и балканских народов, которые еще только грезили о своем освобождении, и актуально подвергающихся германизации и русификации поляков (утративших свое государство в 1795 г.) и чехов, и прибалтийских народов. Сущность нациестроительных процессов была разной, но одинаковым было сознательное обращение к национальным началам, культуре, характеристикам, реализуемое в контексте усвоения и переработки европейского интеллектуального и культурного опыта создания наций. При этом важно подчеркнуть, что, как заметил Э. Геллнер, «национализм — это не пробуждение древней, скрытой, дремлющей силы, хотя он представляет себя именно таковым». Это феномен Нового времени, который только использует традиции культур и активно апеллирует к ним для решения модерных задач. Именно в этом качестве оказывается нужен медиевализм. Как выразился Э. Геллнер: «Национализм — это не пробуждение и самоутверждение мифических, якобы естественных и ранее заданных сообществ. Это, напротив, формирование новых сообществ, соответствующих современным условиям, хотя использующих в качестве сырья культурное, историческое и прошлое наследие донационалистического мира»[432]. Способом освоения и использования этого наследия оказывается обращение к медиевализму.

Становление национализма в Центрально-Восточной Европе и медиевализм. Просвещение и открытие Средневековья

В самом широком смысле медиевализм можно охарактеризовать как комплекс представлений и практик, которые считаются присущими Средневековью, а также как приверженность средневековым ценностям, идеалам, стилю и т. п. Для того, чтобы нечто из области ценностей, человеческих действий или эстетики могло считаться характерным именно для Средневековья, в соответствующей культуре должен был сформироваться более или менее четкий образ этой эпохи. Формирование образа — это сложный и многомерный процесс. Он включает в себя, разумеется, не только накопление знаний о Средневековье, позволяющих отделить эту эпоху от других эпох древности, но и актуализацию этой эпохи, наделение ее особой идентичностью, что происходит путем проецирования на прошлое современных чаяний или страхов, эстетических идеалов или антипатий. Эта модерная составляющая и делает медиевализм медиевализмом: так, по удачному определению О. Г. Эксле, характеризовавшего в одной из своих работ медиевализм XIX в., главной функцией изобретенного Средневековья является определение модерности через историческое воображение и историцистское мировоззрение[433].

В связи с этим медиевализм предстает не только постоянно продолжающимся процессом создания Средневековья разными поколениями. Он всегда обусловлен конкретной культурной средой, конкретными политическими, идеологическими или культурными задачами. Иными словами, он всегда контекстуален и всегда актуален. Европейское Средневековье может представляться эрой мракобесия и фанатизма, а может быть явлено как эпоха великого духовного опыта, определившего вечные ценности европейской цивилизации. Оно может изображаться мрачной эрой распрей алчных и жестоких феодалов, а может предстать светлой эпохой цветистого многообразия социальных укладов и отсутствия государственно-бюрократического контроля над обществом. Средневековое искусство может служить недосягаемым духовно-эстетическим идеалом, а может рассматриваться как отступление от античной гармонии. Этим перечнем некоторых особенно наглядных оппозиций, разумеется, не исчерпывается бесконечный перечень медиевальных образов. Для исследования важны, однако, не сами эти образы, а контексты, изучение которых только и позволяет понять, почему соответствующие образы возникли и почему они возникли именно здесь и сейчас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика