Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

Националистическое воображение с легкостью превращало средневековые государства в «национальные», нисколько не считаясь с отсутствием в средневековых политиях какой бы то ни было культурной униформности и гомогенности и игнорируя столь характерную для средневековой эпохи склонность к политическому универсализму в духе «renovatio Imperii Romani» или «translatio Imperii Romani». Еще проще было национализировать слабо знакомую языческую архаику: догосударственная эпоха становилась по определению «национальной», ведь, если уже был язык, значит, был и народ! Возвращаясь к дихотомии гражданского и этнического национализмов, можно сказать, что лишенные возможности национализировать настоящее (ввиду отсутствия пригодных политико-институциональных форм), националисты Центральной и Восточной Европы, как правило, национализировали средневековое прошлое (где такие формы, по их мнению, существовали).

Впрочем, к Средневековью постоянно апеллировали даже венгерский и польский национализмы, которые, в отличие от чисто этноязыковых национализмов, искавших пригодные для национализации политические объекты в далеком средневековом прошлом, ориентировались на вполне устраивавшие их современные или еще недавно существовавшие политико-институциональные рамки Венгерского королевства и Речи Посполитой соответственно. Хотя венгерский, польский и отчасти хорватский национализмы во многом черпали вдохновение именно из домодерных политических неэтнических наций (natio Hungarica, natio Polonica, natio Croatica), сближаясь, таким образом, с гражданским национализмом французского образца, они также имели сильную языковую составляющую, которая задавала интерес к эпохе «младенчества народа» в той же мере, в какой апелляция к традиции средневековой политической нации побуждала артикулировать медиевальные истоки государственности. Это обстоятельство, в очередной раз обнажающее условность разделения национализмов и соответствующих типов нациестроительства на гражданский и этнический, необходимо учитывать для верной оценки функций тех или иных медиевальных образов Центрально-Восточной Европы в дискурсивном пространстве нациестроительства.

Также необходимо принимать во внимание неравномерность формирования и распространения национализма в разных частях рассматриваемого региона. Совершенно очевидно, что ранее всего национализация прошлого началась и развилась там, где уже существовали политические нации, история которых могла быть представлена в национальных категориях, а также — что еще важнее — там, где со времен Ренессанса и барокко уже существовал развитый протонациональный дискурс. Таковы, прежде всего, те территории Центрально-Восточной Европы, которые исторически являются частью западнохристианской цивилизации: в рассматриваемый период здесь формировались польская, чешская, венгерская, хорватская, словацкая и словенская нации, а также — на языковой основе — развивалась идея единства всего славянского «племени»[437]. На этом пространстве становление присущего национализму исторического воображения происходило в целом синхронно со странами Западной Европы, прежде всего с Германией, которую со славянскими странами Центрально-Восточной Европы роднил этноязыковой принцип нациестроительства и неудовлетворенность местных националистов существующими политико-институциональными формами, доставшимися от Священной Римской империи.

Почти одновременно на путь формирования националистического исторического воображения встали и интеллектуальные силы тех православных народов Центрально-Восточной Европы, которые находились в культурном пространстве монархии Габсбургов — румын Трансильвании, сербов Воеводины, позднее также русинов Венгрии и Галиции. Гораздо менее благоприятными были условия для развития национализма и оформления соответствующих ему медиевальных образов среди христианских жителей Османской империи, особенно болгар. Однако и здесь, благодаря культурным импульсам с Запада, постепенно происходили обусловленные националистическим дискурсом изменения исторического воображения, характерные для всей христианской Европы.

Благоприятную почву для национализации прошлого в Центрально-Восточной Европе создала эпоха Просвещения, когда, с одной стороны, получил свое дальнейшее развитие и распространение протонациональный дискурс, давно вышедший за узкие пределы ренессансной «республики гуманистов», а с другой стороны, под влиянием рационалистической философии и идей об общем благе мощный толчок получило изучение древностей, буквально открывшее к исходу XVIII столетия славянское Средневековье как особый сегмент раннего прошлого Европы. В связи с этим понятны затруднения, испытываемые исследователями славянского национализма и обусловленной им модификации исторического воображения при определении начальной даты так называемого национального возрождения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика