Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Славянофильство – один из самых масштабных и концептуальных проектов домодерной эпохи, обращавшихся к медиевализму. Его идеологи пытались раскрыть сущность и смысл существования России, используя в том числе медиевальные топосы. Столь широкая «мобилизация Средневековья», исходившая не от государства, а от общества, от интеллектуалов, реализовывалась в России впервые.

Собственно, об идеологии славянофилов написано немало[522]. Мы остановимся только на медиевальном аспекте[523]. У западников для их идей был налицо источник и образец – Европа. В чистом виде это была «Европа глазами западника», то есть средоточие выдуманных идеалов, которые можно было иллюстрировать отдельными примерами из европейской жизни. В полной мере эти идеалы мало соответствовали реалиям западной социально-экономической и политической повседневности. В XIX столетии на Земле также не существовало государства или страны, которые соответствовали бы идеалам славянофилов. И они применили прием, описанный Д. Лоуэнталем: изобрели такую совершенную во всех отношениях страну Древнюю Русь, поместив ее в прошлое. По словам А. С. Хомякова, «старина Русская была сокровище неисчерпаемое всякой правды и всякого добра»[524].

Прошлое выступило в роли идеальной другой страны, которая была утрачена, но ее лучшее наследство стоит возродить. Происходило, по словам И. В. Киреевского, настоящее открытие Руси: «Русские ученые, может быть, в первый раз после полутораста лет, обратили беспристрастный, испытующий взор внутрь себя и своего отечества, и, изучая в нем новые для них элементы умственной жизни, поражены были странным явлением: они с изумлением увидели, что почти во всем, что касается до России, ее истории, ее народа, ее веры, ее коренных основ просвещения, и явных, еще теплых следов этого просвещения на прежней Русской жизни, на характере и уме народа, – почти во всем, говорю я, – они были до сих пор обмануты; не потому, чтобы кто-нибудь с намерением хотел обмануть их, но потому, что безусловное пристрастие к Западной образованности и безотчетное предубеждение против русского варварства, заслоняли от них разумение России»[525].

Славянофилы обнаружили в Древней Руси образцы совершенного устройства общества, причем не только социального (община), но и духовного. Они считали, что в ней была высокая грамотность населения, в том числе сельского, суд присяжных, совершенный крестьянский быт, воспеваемый в народных песнях (в отличие от современного им XIX в., о котором крестьяне не пели). По мнению А. С. Хомякова, существовало равенство «почти совершенное, всех сословий, в которых люди могли переходить все степени службы государственной и достигать высших званий и почестей»[526]. Подчеркивалось значение принятия православия от Византии, добровольный призыв и принятие власти Рюрика, что существенно отличало российский вариант от насильственных моделей власти Западной Европы.

Картина рисовалась воистину идиллическая: власть на Руси, по мнению славянофилов, «дружила» с народом. Ее описание привел И. В. Киреевский: «Русская земля… в ней не было ни завоевателей, ни завоеванных. Она не знала ни железного разграничения неподвижных сословий, ни стеснительных для одного преимуществ другого, ни истекающей оттуда политической и нравственной борьбы, ни сословного презрения, ни сословной ненависти, ни сословной зависти. Она не знала, следственно, и необходимого порождения этой борьбы: искусственной формальности общественных отношений и болезненного процесса общественного развития, совершающегося насильственными изменениями законов и бурными переломами постановлений. И князья, и бояре, и духовенство, и народ, и дружины княжеские, и дружины боярские, и дружины городские, и дружина земская, – все классы и виды населения были проникнуты одним духом, одними убеждениями, однородными понятиями, одинаковою потребностью общего блага… Русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения, Церковью и бытовым преданием воспитанного… воображая себе Русское общество древних времен, не видишь ни замков, ни окружающей их подлой черни, ни благородных рыцарей, ни борющегося с ними короля. Видишь бесчисленное множество маленьких общин, по всему лицу земли Русской расселенных и имеющих, каждая на известных правах, своего распорядителя, и составляющих, каждая, свое особое согласие, или свой маленький мир: эти маленькие миры или согласия сливаются в другие, большие согласия, которые, в свою очередь, составляют согласия областные и, наконец, племенные, из которых уже слагается одно общее, огромное согласие всей Русской земли, имеющее над собою Великого Князя всея Руси, на котором утверждается вся кровля общественного здания, опираются все связи его верховного устройства»[527].