Мода и гении: Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

Случайностей у Анненкова не бывает. Мне захотелось узнать, что озна­чает этот Sunbeam, к чему относится и как может быть связан с элегантной парочкой на первом плане. Задача непростая. Известен год — 1917-й. Есть обрывок фразы, которая рекламирует бесспорные достоинства некоего продукта под названием Sunbeam («Солнечный луч»). И, вероятнее всего, этот обрывок происходит из английского журнала или газеты. Анненков — книгочей, журнальный червь. Собирал биб­лиотеку светских изданий, которыми вдохновлялся, и кое-что из них, в том числе пикантные детали «ланжери», умыкал для своих графических экзерсисов.

Реклама из британской газеты The Sphere (февраль 1917 г.), использованная Юрием Анненковым для коллажа Sunbeam

Если расчет верный, то искать рекламу Sunbeam следует в британской перио­дике. Поиски привели меня в электронный архив прессы. Выбрав год и уточнив поиск по обрывку фразы на рисунке Анненкова, стала перелистывать все подходящие по времени и набору слов издания. И вот — первый успех. В номере журнала The Sphere за 3 февраля 1917 года на рекламной странице опубликован именно тот рекламный блок, который использовал Юрий Павлович, — те же слова, тот же шрифт и размер. Та же реклама встречается в некоторых номерах за 1916 и 1917 годы. Sunbeam — британская автомобильная компания, предлагавшая также моторы и двигатели. Технические достоинства продукции вряд ли интересовали Анненкова. Ему, вероятно, понравилось само название. «Солнечный луч» — нечто романтическое, любовное, метафора чувства, вспыхнувшего между полуневидимкой в цилиндре и растушеванной дамой в мехах, игриво подставляющей пудреную щеку для поцелуя.

Вероятно, и саму сценку Анненков подсмотрел в том же издании. В февральском номере под рекламой Sunbeam помещен блок с пальто-тренчкотами компании Burberry, очень в тот период модными. На рисунке слева британский офицер, справа чуть поодаль — дама в шляпе, манто и черных мехах, полуобернувшись в сторону офицера. Композиция схожа. Во всех других номерах журнала The Sphere опубликованы рекламные блоки с другими изображениями. Получается, свой рисунок он создал, вдохновляясь февральским номером журнала Sphere и рекламой модных тренчкотов.

НЕСБЫВШИЕСЯ ПЛАТЬЯ

Пока Анненков наслаждался жизнью, кутил и работал без устали, в Петрограде началась революция. Сперва — весенний политический хаос, «волынка» — побег солдат с войны, забастовки рабочих, голодные, лающие хвосты очередей. Потом Керенский — бобрик стриженых волос, коричневый френч, бонапартовская рука за бортом и полный по всем фронтам провал летнего наступления. В октябре пришли большевики.

Юркий Анненков сориентировался быстро. Примкнул к большевикам, вернее, к их просвещенной части, художникам, литераторам, искусствоведам, композиторам, поэтам, выразившим солидарность с товарищами политиками и готовность влиться в борьбу за свободное искусство и счастливую жизнь. «От революции мы ждали новых впечатлений», — запишет он позже.

Впечатления были контрастными, и работа тоже. Приходилось бегать по кабинетам, придумывать красочные шествия, орать на скудоумных рабочих, пить и пилить с ними бревна, мерзнуть на митингах и отогреваться лекциями для учащихся художественных мастерских. Учащиеся читали по слогам и стыдливо потели при виде живописных Венер.

По заданию исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов Анненков подготовил массовое зрелище в пользу русских военнопленных, посвященное эпохе Великой французской революции. Он участвовал в выставках, боролся за организацию всероссийского профессионального союза работников искусств. В октябре восемнадцатого он — председатель баснословной «флажной комиссии» в Москве. Его задача — подготовить оформление Красной площади к годовщине революции. Анненков носится из Наркомата имуществ в Моссовет, из Моссовета в кремлевские кладовые, из кладовых в художественные мастерские, оттуда — прямиком на площадь. И так ежедневно десятки раз, без отдыха, без сна. У него в подчинении «десятки портных», в его распоряжении «многие тысячи аршин материи».

Москва должна быть красивой и красной. Ленин покажет народу мощь молодой республики. И не важно, что войска недавно с фронта и одеты кое-как, что красная авиация, которая по сценарию будет слать привет из завоеванного поднебесья, представлена одним фанерным аэропланом, что у Наркомата имуществ нет даже гранита на памятную юбилейную доску (ее слепили из цемента), что в Москве голод, холод, политический хаос.

Трещит телеграф, трещат телефоны, Ленин трещит — шлет приказы во ВЦИК. Москва должна быть красивой и красной. Анненков носится по столице, готовит ей новое революционное платье.