Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Представление о том, что искусство может действовать как природа, а не просто имитировать ее, привлекло многих художников. Одним из них был Кеннет Мартин, художник, который «ушел в абстрактное искусство» в 1948–1949 годах и с тех пор создавал исключительно геометрические картины и скульптуры. В 1951 году Мартин написал, что «соразмерность и сходство» – основы искусства, которое не пытается изобразить «призрачные и преходящие стороны природы, но копирует природу в том, что касается законов ее деятельности»[86]. «Абстрактное» искусство в таком случае правдиво на более глубинном уровне, чем любое другое. Хотя Пасмору не нравилось это слово, он предпочитал описывать то, что делает, как «независимую живопись: то есть искусство, которое независимо, как музыка». Художник использовал основные формы таким же образом, как композитор – ноты.

* * *

Абстрактное искусство могло существовать во многих видах и наводило на мысль о множестве вещей без буквального, фотографического их изображения. Получившая премию картина Осенний пейзаж Гира действительно была осенней. Картины Сандры Блоу, вернувшейся в Лондон в 1951 году, давали выраженное ощущение пейзажа, подчеркнутое такими названиями, как Конструкция, скала и вода (1953). Это не точное изображение валунов на склоне, но явный намек на них.

Более поздняя Картина 57 (1957) написана гораздо свободнее, а ее отсылки более просты. Наряду с краской, положенной в манере Бурри – с которым Блоу продолжала поддерживать дружескую переписку, – она включила в картину мешковину и гипс. Это первозданный пейзаж, который заставляет думать о потоках лавы и магмы, но расположенный с краю горизонт вертикален, тянется сверху вниз.

Сандра Блоу

Картина 57

1957

Уроки, извлеченные из книги «О росте и форме», увели некоторых художников от живописи. Пасмору и его собратьям-абстракционистам, таким как Энтони Хилл, казалось более логичным создавать объект – трехмерный рельеф, – чем картину, хотя бы и «абстрактную». Трудно отделить изображения от иллюзии, хотя многие пытались. В самом деле, самой жгучей, злободневной темой тогда был поиск изобразительной плоскости, а не иллюзорного пространства. Тем не менее Бриджет Райли замечает: «Глубина – часть живописи, отрицать это – значит отрицать часть того, что представляет собой живопись».

Любой цвет или оттенок, помещенный рядом с другим, ложится перед ним или позади него. Это техника push – pull, в которой американский художник и преподаватель Ханс Хофман советовал работать любому художнику, абстракционисту или неабстракционисту. Многие художники пробовали делать именно так. Одним из них был Эдриан Хит, друг Терри Фроста, дававший уроки рисования в лагере для военнопленных. Он писал о том, как, по его мнению, идет «процесс», который и есть «жизнь живописи». Формы, цвета и их соотношения вырастают из этого – другими словами, из перемещения краски, совершаемого до тех пор, пока результат не покажется подходящим.

Джиллиан Эйрс встретилась с самым, возможно, впечатляющим абстрактным художником, работавшим в Лондоне в начале пятидесятых, когда сидела за письменным столом в Галерее Международной ассоциации художников, куря и болтая. Его звали Роджер Хилтон. Джиллиан и ее муж, Генри Манди, тоже сотрудник галереи, повесили в ней одну из его картин, несмотря на протесты администратора, Дайаны Ульман. Эйрс вспоминает: «Она говорила: "Что это? Что, черт возьми, вы сделали?"» Картина была продана, и Хилтон пригласил Джиллиан и Генри отпраздновать это событие:

Он был в восторге от легко доставшихся денег, и мы пошли во французский ресторан, а потом к нему. Там были все его картины, самые абстрактные – совершенно не фигуративные. Я пришла в дикое восхищение. Это была невероятно чиста я живопись: ощущение пустоты. Эйрс вторит Хилтону, описывая трудное положение художника-абстракциониста, который бросается «в полную неизвестность… словно человек, совершающий прыжок в пустоту». Ощущение, которое – если убрать слово «абстракционист» – нашло бы отклик у Фрэнсиса Бэкона. Как и другое замечание Хилтона: «Очень мало художников знают, что делают: это интуитивная, иррациональная деятельность»[87].