Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Сильвестр писал, что эти художники часто предпочитают изображать «самую обыкновенную кухню, в которой живет самая обыкновенная семья», зацикливаясь на «всевозможной еде и напитках, кухонной утвари, обычной незамысловатой мебели и даже детских пеленках на веревке», всё это слишком обыденно. Картины Бретби он назвал «восторженной мазней». Сильвестр завершил свою статью риторической виньеткой: неужели эти художники тащат в свои картины всё подряд? «Всё, кроме кухонной раковины? И кухонную раковину тоже?»[178] И попал в самую точку. Группа получила название. «Проклятый термин, – горько размышлял Гривз тридцать лет спустя, – преследует всех нас, как некий сгусток мести»[179].

Однако ущерб был нанесен не сразу. К 1955 году четверо молодых художников стали известны не только на родине, но и за границей, выставляясь в Милане и Париже.

На Венецианской биеннале 1956 года Бретби, Смит, Миддлдич и Гривз были четырьмя из пяти представленных там британских художников. В 1957 году Джек Смит стал первым лауреатом новой, щедро финансируемой премии Джона Мурса за достижения в области живописи, которая в Британии 1950-х была эквивалентна сегодняшней премии Тёрнера, сулящей славу и известность. Смит получил 1000 фунтов стерлингов, а Бретби – премию для начинающих в размере 500 фунтов. Однако их слава быстро сошла на нет.

В ретроспективе обозначение «Школа кухонной раковины», как и многие ярлыки, налепленные на художественные течения прошлого, представляется случайным. На самом деле такого движения не было. К середине 1950-х годов работы этих художников становятся менее тусклыми и, как заметил Мартин Уайлд, в них появляются краски. Zeitgeist[180] начал меняться, и кухни больше не казались – даже этим четырем художникам – подходящей темой для современного искусства.

Джон Бретби

Туалет

1956

Глава 10. Арена действия

Полагаю, если в истории искусства существуют решающие повороты – а я не знаю, существуют ли они, не знаю даже, правильно ли об этом рассуждать, – тогда то, что было сделано в Америке, – это первый решающий поворот с начала века, после кубизма.

Фрэнк Ауэрбах, 2017

В конце 1950-х годов Патрик Херон встречался в лондонском ресторане с важным куратором. Когда он стал перечислять художников – все были абстракционистами, – которых предлагал включить в обзор современной живописи, за его спиной раздались протестующие звуки, похожие, как он потом вспоминал, на кошачий вопль. Обернувшись, он увидел возмущенного Люсьена Фрейда с очень красивой спутницей. К тому времени Фрейд и, разумеется, Минтон, как и большинство фигуративных художников, кроме Бэкона, стремительно выходили из моды.

К середине 1950-х радикально новая живопись производила на молодых и предприимчивых лондонских художников неизгладимое впечатление. Вот почему к концу ноября 1956 года в Королевском колледже искусств Минтон потерял самообладание[181]. Поводом послужил случай в Sketch Club, где студенты школы живописи демонстрировали свои работы, чтобы преподаватели могли там же высказать свои замечания. К тому времени Минтон уже не был тем беззаботным и очаровательным – хотя и неистовым – юношей, с которым Джиллиан Эйрс столкнулась в Камберуэллском колледже искусств в 1946 году. Десять лет спустя ему было уже под сорок, его картины вышли из моды, пьянство – из-под контроля, и он все больше впадал в уныние и отчаяние. В январе следующего года он покончил с собой, оставив свой портрет, который заказал Люсьену Фрейду четырьмя годами ранее для Королевского колледжа, где многие годы был старшим преподавателем. Ретроспективно эта картина выглядит как предсказание грядущего психического распада. Он находился на грани срыва, и при виде возмутительно современного творения одного из студентов по имени Робин Денни его терпение лопнуло. На том этапе своей карьеры Денни – ему было двадцать шесть, и он учился на последнем курсе Королевского колледжа – начал рисовать картины на оргалите в свободной, экспансивной манере, порой выцарапывая на них слова из газетных заголовков и затем поджигая, чтобы затемнить изображение. Минтон с сарказмом обрушился на мировоззрение и искусство нового поколения. Обратившись к аудитории, он предложил: «Возьмите банку «Нескафе» и начните рисовать, положив доску на пол, а не на мольберт. Это оригинально, больше никто так не делает! Затем хорошенько попрыгайте на ней, чтобы продемонстрировать свою восприимчивость!»