Рональд Брукс Китай – официально «Р.Б.», а для друзей «Рон», – в отличие от остальных новичков, был ближе к тому, чтобы вскоре сделаться зрелым художником[225]
. К тому же он был женат и собирался стать отцом. Китай вырос в Кливленде, штат Огайо, но от природы и по собственному выбору был искателем приключений. В юности он то служил в торговом флоте, то изучал искусство в нью-йоркском институте Cooper Union и венской Академии изящных искусств, а в промежутках между этим путешествовал по Испании. Призванный в армию США в начале 1950-х годов (мирная служба во Франции), он воспользовался солдатским биллем о правах и решил учиться в Школе рисования Рёскина (Оксфорд), отчасти потому, что ему импонировало быть американцем в Англии, как Т. С. Элиот, Эзра Паунд и Генри Джеймс.Его учитель в «Рёскине», с нежностью вспоминал Китай, «поклонник Сезанна по имени Перси Хортон, был протеже Дега, а тот – учеником [Луи] Ламота, ученика [Жан-Огюста-Доминика] Энгра – вот такая преемственность». Он также познакомился с Эдгаром Уиндом, выдающимся оксфордским профессором истории искусств, известным своим интересом к иконологии, изучению истории образов: он отправил Китая в библиотеку Варбургского института, где тот исследовал причудливые закоулки визуального наследия прошлого. С самого начала его интересовал смысл картин, а не только их форма.
Китай, вспоминал Хокни, «оказал большое стилистическое влияние на многих и, конечно, на меня»[226]
. Дело было не только в его работах, на Хокни произвело впечатление серьезное отношение Китая к живописи. Из-за этого его слегка «побаивались». «Обычно он вел себя как человек, который терпеть не может дураков». Между ним и Хокни завязалась дружба, основанная на том, что, по словам Китая, оба были «заядлыми читателями» и молодыми социалистами – со строчной буквы «с» – как по воспитанию, так и по склонности. Дед Китая читалПоначалу Хокни испытывал благоговейный трепет перед процессом поступления в Королевский колледж искусств: «Я, естественно, думал, что у меня нет шансов, потому что все лондонцы будут лучше меня». После поступления он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке: «Поначалу я не знал, чем заняться, и потратил недели три на то, чтобы сделать два-три очень точных рисунка скелета. Просто чтобы занять себя чем-нибудь»[227]
. Увидев их, Китай был поражен мастерством этого мальчика в «рабочем комбинезоне»:Я подумал, что это самый искусный, самый красивый рисунок, который я когда-либо видел. Я учился в художественной школе в Нью-Йорке и в Вене, у меня был богатый жизненный опыт, но я в жизни не видел такого красивого рисунка. Вот я и сказал этому парню с короткими черными волосами, в больших очках: «Я дам за него пять фунтов», а он смотрел на меня, думал, что я – богатый американец, и был прав: как ветеран я получал сто пятьдесят долларов в месяц, чтобы поддержать мою маленькую семью».
Несомненно, скелеты Хокни, его первые работы в Королевском колледже искусств, уже демонстрируют ясность и изысканность линий, сделавших его одним из великих рисовальщиков двадцатого и двадцать первого века. Четыре года обучения рисунку в Брэдфордской школе искусств помогли ему отточить мастерство. Потрясающая способность делать то, что традиционно должны уметь художники, защитила Хокни от столкновений с властями колледжа. В конце третьего семестра, когда директор школы Робин Дарвин потребовал отчислить некоторых студентов, выгнали Аллена Джонса, а такой же неудобный Хокни слишком хорошо владел рисунком, чтобы дать ему пинка под зад. Оглядываясь назад, последний предположил: «Будучи такими, какими были, они подумали: он умеет рисовать, а если он умеет рисовать, значит, в нем что-то есть»[228]
. Фрэнк Боулинг соглашается: «Не нарисуй Дэвид эти скелеты, его бы вышвырнули вон».