Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

После первых нескольких недель обустройства Хокни, как и многие другие студенты – Питер Филлипс, например, – начал писать большие картины в свободной манере, пользуясь языком абстрактного экспрессионизма. Он сделал их около двадцати, определив стиль так: «Алан Дейви плюс Джексон Поллок плюс Роджер Хилтон». «Я подумал: "Ну вот, это ты и должен делать"», – но Хокни тут же оказался в тупике. Он не мог продолжать в том же духе, всё казалось бессмысленным, «бесплодным». «Я часто думал: "Как ты будешь двигаться вперед? Это ни к чему не приведет. Даже живопись Джексона Поллока – тупик"».

Тут состоялся решающий разговор с Китаем, который указал на то, что молодого человека интересуют самые разные вещи – политика, вегетарианство, – и почему бы ему не рисовать всё это? «Совершенно верно, – подумал Хокни, – это меня и удручает: я не делаю ничего своего»[229]. Нужно было отражать в картинах то, что он считал важным. Так он и начал делать, сперва осторожно: догма абстракции тогда была настолько сильной, что в первое время он не осмеливался изображать реальные человеческие фигуры. Как ни странно, преподаватели колледжа отнеслись бы к этому благосклонно – но, возможно, не к той манере, в которой работал Хокни.

Хокни осторожно продолжал начатое. Первоначальное решение состояло в том, чтобы тайком протащить в картины личные послания в форме слов. Он чувствовал, что слово похоже на фигуру, в нем есть что-то человеческое. Когда вы помещаете слово на поверхность картины, зритель сразу же читает его, и она становится «не просто картиной». Одним из первых слов, появившихся в его творчестве, было «Тигр» из одноименного стихотворения Уильяма Блейка (1794). Сокурсники Хокни приходили посмотреть, что он делает, и говорили: «Смешно писать на картинах, это глупо». Но Хокни думал: «Я чувствую себя лучше. Точно что-то появляется на свет». На самом деле на свет появлялся он.

Дэвид Хокни и Дерек Бошьер перед картиной Хокни Мы два прижавшихся друг к другу мальчика (1961)

1962

В следующие несколько лет его картины становились всё более исповедальными. Слова на них имели отношение к жизни молодого гея, которую вел Хокни, и показывали, кем он был. Третья любовная картина (1960) содержит фразы со стены туалета на станции метро «Эрлс Корт», а также призывы художника к самому себе: «Ну же, Дэвид, признайся». Таким же скандальным образом в его работах снова появляются фигуры – например, на картинах Мы – два мальчика, прижавшиеся друг к другу и Кукольный мальчик, созданных в 1961 году. Грубые и непроработанные, эти картины демонстрируют смесь самых разных влияний – от Жана Дюбюффе до Фрэнсиса Бэкона, от абстрактного экспрессионизма до Китая, – и всё же в них медленно проступало нечто индивидуальное и незаурядное.

* * *

Несмотря на свое исключение, в 1961 году Джонс был назначен секретарем издания, посвященного ежегодной выставке Молодые современники. Как ни странно, мысль о подобной выставке родилась у Карела Уэйта в 1949 году. Он предположил, что залы Королевского общества британских художников на Саффолк-стрит, где прошла первая Ситуация, – хорошее место для регулярного показа студенческих работ. Поначалу там преобладали работы студентов Королевского колледжа, однако с годами туда удалось проникнуть учащимся других художественных школ.

Председателем комитета был Питер Филлипс, казначеем – Патрик Проктор, студент из Слейда. Джонс и Филлипс отвечали за развешивание картин, но, как вспоминает Джонс, первая попытка закончилась плачевно:

После того как мы развесили картины, Питер Филлипс и я, посмотрев друг на друга, сказали: «Это похоже на Sketch Club». Мы подумали: «А почему бы нам не повесить на одну стену всё то, что мы считаем хорошей живописью?» И оказалось, что перед нами висят главным образом картины из Школы Слейда.

Одну стену отвели Китаю, который, несомненно, считался самым значительным из них. Затем повесили рядом другие картины студентов Королевского колледжа, а напротив – картины из Школы Слейда, все они, как утверждает Джонс, были написаны под влиянием Бомберга и Ауэрбаха. Хокни вспоминает этот эпизод несколько иначе: Проктор, с которым он подружился, привлек внимание к его работам и предложил поместить их на более видное место.