Акцент на накоплении экспериментальных данных способствовал снижению внимания американцев к той цене, которой проводился советский эксперимент. Хотя эксперты перечисляли и время от времени отмечали чрезвычайную дезорганизацию и жертвы, сопровождавшие советскую политику, они настаивали на том, что сам эксперимент тем не менее был стоящим и, возможно, даже необходимым. Один экономист предположил, что эксперимент в России предоставил западным социологам надежное лекарство от зависти к физике в их желании изучать человеческое поведение в лабораторных условиях. Наблюдая за Россией, американские ученые могли испытывать «интеллектуальное удовольствие, которое испытывали экономисты, рассматривая закрытую систему»[370]
. Брайс Гувер подсчитал затраты, но настаивал на продолжении эксперимента. «Человеческая кровь, жертвы и страдания» в СССР могли бы в конечном счете внести свой вклад в «фонд человеческого опыта и знаний», которым, по-видимому, смогут пользоваться все социологи. Позже Гувер призвал американцев «адаптировать такие экспериментальные данные, разработанные в России», чтобы помочь решить проблемы капиталистических обществ. Но резюме Дьюи остается, пожалуй, самым заметным заявлением об издержках советской политики:…я нахожу более поучительным рассматривать происходящее в России как эксперимент с пока еще неопределенным результатом, но именно как эксперимент, и он представляет собой самое интересное из того, что сегодня имеет место на земном шаре. Хотя должен честно и откровенно признаться, по вполне эгоистическим причинам я предпочитаю наблюдать его реализацию в России, нежели в своей стране [Дьюи 2000: 262–263][371]
.Каунтс, протеже Дьюи, тем временем продолжал изучать Россию, но все больше внимания уделял американскому образованию. В начале 1930-х годов он перенес уроки советского эксперимента на Соединенные Штаты. Он начал с организации переводов двух советских работ по педагогике. Во введениях Каунтс показал свое желание побудить американцев к действию. «Разве мы не можем каким-то образом использовать школу для решения задачи построения лучшего, более справедливого, более прекрасного общества?» – с печалью вопрошал он. Тем временем американские педагоги должны посвятить себя «тому, чтобы делать для нашего общества то, что русские педагоги делали и делают для своего». Главной из таких мер были советские исследования «возможности направлять ход социальной эволюции посредством контроля образовательных учреждений»[372]
. Центральной моралью советского школьного образования было представление о том, что школы могут быть эффективным инструментом социального контроля.Каунтс расширил это видение социального контроля в провокационной брошюре 1932 года «Осмелится ли школа построить новый социальный порядок?» Хотя в этой статье не было прямых ссылок на советское образование, она тем не менее была построена вокруг неспособности западного образования соответствовать советским достижениям. Каунтс упрекал западную педагогику за игнорирование вопросов о том, как школы формируют общество. Вопрос заключался не в том, «будет ли на ребенка оказано давление», писал он; навязывание является обычным и важным инструментом привития социальных норм. Но будут ли американские нормы устанавливаться посредством случайных факторов социальной системы, или они будут сформированы рациональными и организованными образовательными действиями? Выступая за последнее, Каунтс призвал педагогов играть активную роль в «социальном возрождении»: «Чтобы школы были действительно эффективными, они должны стать центрами построения, а не просто созерцания нашей цивилизации»[373]
. Стремление Каунтса увидеть, как социологи станут играть непосредственную роль в формировании общества, разделял Дьюи, который высоко оценил надежду Каунтса на то, что «развитие человеческого общества может быть подчинено человеческой воле» [Counts 1931b: 334; Dewey 1981–1990, 6: 266]. Другие также разделяли желание Каунтса извлекать уроки из советских методов образования. Например, в статье «Социальный контроль» из знаменитой «Энциклопедии социальных наук» сообщается, что Советский Союз «внес огромный вклад в то, чтобы сделать очевидной возможность преднамеренных изменений <…> как инструмента, так и цели контроля» [Everett 1932: 346]. Каунтс надеялся, что советское школьное образование может не только вдохновить, но и побудить к действию американских педагогов.