Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Обещанное Робинсоном продолжение так и не вышло. В 1930-х годах в силу своего продвижения по академической лестнице он был перегружен преподаванием и административными обязанностями, поэтому вернулся в Россию для исследований только в 1937 году, когда она была охвачена чистками. Возможно, из-за того, что он отвлекся на другие обязанности, он имел лишь смутное представление о своих исследовательских планах на эту поездку. Но его собственные интересы в конечном счете оказались достаточно спорными. К концу 1930-х годов доступ к материалам – особенно ко всему, что могло бы поставить под сомнение советское торжество 1917 года, – получить было трудно[308]. Поэтому Робинсон посвятил себя другим занятиям, способствующим профессионализации в этой области: работе в комитетах, консультированию выпускников и небольшому семинару по русистике в Колумбийском университете [Curtiss 1963: 16–17]. В его деятельности в межвоенный период мало что предвещало его послевоенные достижения как одного из основателей современной советологии. Тем не менее его труды межвоенной эпохи указывают на еще один аспект профессионализации исследований Советского Союза.

Придя к исследованиям Советского Союза из той же реформистской среды, которая вдохновила Пола Дугласа и Эми Хьюз, Робинсон вскоре обратился к проблемам научной славистики. Как и «новые» историки, у которых он проходил обучение, он выступал за разделение умных речей и профессионализма, за высокие стандарты исторических исследований и за изучение социальных и политических событий. Хотя этот путь отличался от пути Кернера, который начал изучать историю славянских стран из-за своего происхождения, и Робинсон, и Кернер вскоре усвоили стандарты профессиональной академической истории: опора на документальные исследования, ограниченный общественный резонанс и тесные контакты с основными представителями дисциплины, а также с коллегами – региональными специалистами. Только с началом холодной войны Кернер, Робинсон и молодое поколение получат стимул и ресурсы для реализации этого видения русистики. Но их более ранние работы сами по себе свидетельствуют о степени профессионализации в американской научной жизни после Первой мировой войны. Более того, их действия по объединению растущего числа специалистов по России также заложили основу для возникновения советологии в эпоху холодной войны.

Американское сообщество русистов расширилось в 1920-е годы как по масштабу, так и по сфере охвата. В то время как до Первой мировой войны эксперты обычно работали независимо – многие из них не имели формальной институциональной принадлежности, – в новых институтах послевоенного десятилетия были созданы места для экспертов по России. В этот период появились первые «мозговые центры» по иностранным делам, в состав которых часто входили специалисты по российским делам. Эти новые институты, базирующиеся в основном в Вашингтоне, стремились оказывать влияние на политиков, проводя серьезные исследования текущих событий. Их сотрудники, как правило, заявляли о своей беспристрастности, хотя у каждого были свои собственные убеждения: отчеты Института экономики (позже вошедшего в Институт Брукингса) выражали взгляды либеральных экономистов, которые его основали; Нью-Йоркская ассоциация внешней политики отражала интернационалистическую ориентацию своих основателей, которые лоббировали поддержку Лиги наций [Raucher 1978: 494–495; Saunders 1966].

Хотя эти организации работали на стыке научного и политического миров, их исследователи необязательно были связаны с одним из них. Отбор кадров «мозговых центров» был менее строгим, чем у университетов, и это привело в дискуссию о России эксперта нового типа: хорошо образованного специалиста по международным делам без докторской степени. Особое преимущество в борьбе за должности в «мозговом центре» имели эмигранты из России, так как они знали язык. Их работы во многом схожи с трудами других американских экспертов по России, особенно в том, что они опираются как на стереотипы национального характера, так и на энтузиазм в отношении экономического развития. И даже не имея профессиональных дипломов, они часто участвовали в семинарах и презентациях, на которых собирались эксперты по России, и даже помогали им их организовывать.