Моё пост-имаго

Я поинтересовался у профессора, почему же он не отправится на поиски, и он с горечью рассказал, что в существование Черного Мотылька никто, кроме него, не верит. Хуже всего было то, что глава кафедры лепидоптерологии (тогда ее возглавлял человек, которого больше заботило благосостояние общества, чем бабочки) наотрез отказывался организовывать экспедицию и тратиться на какой-то «глупый вымысел». И тогда я подумал: «Почему бы мне самому не помочь профессору организовать экспедицию?»

Это желание было настолько сильным и отчаянным, что я решился на шаг, которого очень боялся. Сообщив профессору, что попытаюсь раздобыть необходимые средства, я отправился сюда, к родителям, и рассказал им все. Когда они поняли, что речь идет о какой-то бабочке, отец едва не подавился смехом, а мать лишь дернула головой и покинула гостиную. Я был унижен, растоптан и не представлял, как сообщить неприятное известие профессору Гиблингу, – думал, что он начнет меня презирать за то, что я дал ему ложную надежду, но этого не произошло. Он отнесся с пониманием, и я пообещал ему, что непременно, рано или поздно, сделаю так, чтобы эта экспедиция состоялась.

После завершения учебы в академии меня призвали на службу. В скором времени нас отправили в воздушный поход на запад с целью картографировать белые пятна в океане Немых. Это был долгий, тяжелый поход. Исследовательское направление – самое безжалостное: постоянные бои, переброска, картография под обстрелом. Порой приказы командования казались нам безумием, но мы им следовали, бросали себя в неизвестность.

Несмотря на чувство безысходности и тоску, что были моими неизменными спутниками в походе, я собирал любые сведения о местных бабочках, зарисовывал их, копил мысли для бесед с моим другом профессором Гиблингом. Каких только бабочек я не видел на своем пути: сотканных из дыма, из песка, сросшихся с цветками… Они немного усмиряли мою мятущуюся душу.

Спустя шесть лет поход завершился. Белых пятен на карте стало чуть меньше. Из трех дирижаблей назад вернулся лишь один. Много позже я узнал, что наш поход был глупой, бессмысленной затеей. Были даже слухи, что нас нарочно отправили в него, чтобы раз и навсегда искоренить воздушный флот Габена, и все это были интриги прямиком из Ворбурга. О, вы понимаете, о чем я говорю; вы знаете, что такое Ворбург, – вижу, как вы побледнели… С вашего позволения, я оставлю эту тему.

По прибытии в Габен меня ждало известие о том, что незадолго до моего возвращения родители скончались. На отца упал книжный шкаф, и его раздавили книги по истории войн, которые он так любил, а мать… одна из дам клуба светских львиц притащила на собрание настоящую львицу, и… в подробности я вдаваться не буду, полагаю, вы и сами догадываетесь, что произошло.

В любом случае, рискуя прослыть в ваших глазах черствым человеком, признаюсь, что я не горевал ни минуты. Как бы отец с матерью меня ни презирали, все же они были приверженцами строгих традиций, и я стал их единственным наследником: дом и семейное состояние дожидались моего возвращения. Сожалел я лишь о том, что неудачно разминулся с профессором Гиблингом – он уже месяц как был в одной из своих экспедиций.

Примерно через год он вернулся, мы с ним встретились, и я с потаенным страхом спросил у него, не нашел ли он за то время, что меня не было, Черного Мотылька: я искренне переживал, что все обошлось без моего участия. Он невесело рассмеялся тогда, но в его глазах была горечь. Профессор признался, что и думать забыл о Черном Мотыльке, что подобные «глупые вымыслы» портят жизнь, портят отношения с окружающими, рушат карьеры и любые перспективы. И что он прекратил с кем-либо разговаривать о мотыльке, давно оставив любые надежды.

Не сказать, что я был рад это слышать, но все же вздохнул с облегчением: профессор не разыскал мотылька без меня. И тогда я предложил ему организовать экспедицию в Кейкут. Он сперва не поверил, поначалу даже отказывался, спорил, но я напомнил ему о наших беседах, повторил ему его же собственные слова, вернул ему хранимую во мне, будто в банковской ячейке, крупицу его мечты. Я сумел переубедить профессора. Мы все подготовили, он собрал экспедицию и отправился в путь. К сожалению, я не мог поехать с ним: моего вмешательства требовали срочные дела здесь – так уж вышло, что моя жизнь намертво связана с Габеном и из-за службы я не могу надолго покидать город. Но я с нетерпением и надеждой ожидал любых вестей из экспедиции.

И вскоре я дождался. Спустя три месяца профессор и его спутники вернулись. След оборвался, поиск зашел в тупик. Местные жители боялись и отказывались разговаривать с чужаками о Черном Мотыльке. Члены экспедиции то и дело находили в джунглях знак Купу-купу, но на этом все и заканчивалось.