Моё пост-имаго

Все еще не веря своей удаче и благодаря счастливую звезду, профессор Гиблинг отправился в обратный путь, но по дороге в Зинаб, столицу султаната Кейкут, на него напали охотники за головами. Во время стычки с ними Черный Мотылек вырвался на свободу, а сам профессор угодил в плен. Среди пленников он, к слову, встретил молодого исследователя из Льотомна, который был болен горячечной лихорадкой, – профессор как мог пытался облегчить его страдания. В плену, впрочем, они пробыли недолго: охотники за головами столкнулись с отрядом регулярной армии султана и после непродолжительной схватки пленники были освобождены. Профессор вернулся в Зинаб, там провел еще около двух недель, восстанавливая силы и пытаясь помочь своему новому знакомому, – именно тогда он и открыл лекарство от горячечной лихорадки.

Вскоре профессор Гиблинг вернулся в Габен. Вместе с ним в город приехал и его бывший товарищ по несчастью мистер Келпи. Экспедиция бесславно завершилась. Когда мы с профессором встретились, он принес мне глубочайшие извинения и сказал, что больше никогда не заговорит о новых экспедициях в Кейкут и что с него достаточно поисков этой проклятой бабочки, которую просто невозможно изловить. После этого мы с ним практически не виделись. Господин бургомистр начал восстанавливать военно-воздушный флот, и я был задействован: на долгие годы я забыл о Черном Мотыльке и о его поисках. Неуловимая легенда осталось легендой…

Пока однажды, двадцать лет спустя (то есть примерно полгода назад), ко мне не пришел профессор Реджинальд Руффус, лепидоптеролог и коллега профессора Гиблинга. Он огорошил меня заявлением, что ему по силам отыскать и изловить Черного Мотылька и что его начальник, профессор Гиблинг, и слышать об этом ничего не хочет. С появлением профессора Руффуса неуемное, яростное желание отыскать легендарного Черного Мотылька будто пробудилось во мне ото сна, и все доводы разума прекратили действовать. Я собрал нужную сумму, и профессор Руффус отправился в путь. Из Зинаба он прислал сообщение о том, что вскоре выступает в джунгли, и мне, как и прежде, не осталось ничего иного, как ждать.

А потом случилось горестное событие: мой старый друг профессор Гиблинг скончался от удара. Он так и не дождался возвращения своего коллеги. Его мечта привезти в Габен Черного Мотылька и представить его научному сообществу так и не осуществилась.

Буквально на следующий день после похорон семафорной почтой пришло то самое письмо, что мы с мистером Пиммзом вам показали, а этим утром я узнал из газет, что профессор Руффус был убит в поезде «Дурбурд» по прибытии в Габен. Сказать, что я был поражен этим известием, – значит ничего не сказать. Эти две смерти, одна за другой…

Вот, собственно, и все. Теперь вы знаете, что для меня Черный Мотылек и кем для меня были оба профессора. И надеюсь, понимаете, почему я так отреагировал, когда услышал от вас подтверждение того, что Черный Мотылек, тот, кто жил в моих мыслях многие годы, сейчас здесь, в городе.

Я невероятно обеспокоен тем, что он в этом ужасном месте, где любой может ему навредить, где любой может стать его жертвой. А этот воздух… пропитанный чадом, мерзкий габенский воздух! Это была бы величайшая из потерь – потратить столько усилий, отдать столько жизней, чтобы по прибытии он погиб от зловонного фабричного смога…

Сэр Крамароу закончил рассказ и сделал глоток кофе. Джаспер почти не шевелился, глядел на хозяина дома и уже продолжительное время держал в руке надкушенное печенье.

После услышанного он изменил мнение о сэре Крамароу кардинальным образом: теперь тот казался ему человеком невероятной доброты и щедрости. Он понравился мальчику, и ему вдруг очень захотелось, чтобы сэр Крамароу все-таки обрел свое счастье, достиг исполнения заветной мечты и представил на выставке Черного Мотылька.

Что касается доктора Доу, то его вниманием владел в основном мистер Пиммз. Доктор отметил, с каким воодушевлением тот слушает, судя по всему, уже не впервые эту историю, с каким обожанием глядит на сэра Крамароу. Доктор Доу не был знаком с профессором Гиблингом и ничего не мог бы сказать о заразности его страсти, но страсть самого сэра Крамароу походила на лихорадку: она завладела его помощником так, что временами он забывал дышать, слушая о детстве своего работодателя. С неподдельной горечью он воспринимал его тяготы, с ужасом – провалы. Что ж, магнетизм сэра Крамароу действительно был весьма силен, этого не отнять.

Сам почтенный джентльмен показался доктору, как и его племяннику, искренним и надломленным. Отпечатки многократно несбывшихся надежд явно проступали на лице сэра Крамароу – печалью в уголках губ, морщинками над переносицей и у глаз, в самих глазах проглядывала тень пережитых горестей. Доктор вдруг ощутил, что против своей воли испытывает жалость к этому человеку.

– Теперь вы можете рассказать, что произошло с профессором Руффусом? – спросил сэр Крамароу. – Ведь не мистер же Келпи его в самом деле убил?