Моё пост-имаго

– Конечно, миссис Четвин, – размеренно проговорил мистер Блохх. – Я все понимаю: в министерстве не терпят непунктуальность.

– Вот именно, – со злостью сказала женщина. – Но зато в вопросах кражи чужих жизней они соблюдают весьма недвусмысленный подход. Ваша Вещь будет готова ко времени моего отправления?

– О, она будет готова уже на днях, – заверил ее мистер Блохх. – Все движется. Все идет своим чередом.

– Не забывайте о вашей части уговора, мистер Блохх, – сказала миссис Четвин. – Вы должны избавиться от этого человека, он мне больше не нужен. Когда я вернусь, я хочу, чтобы моя сестра была лишь моей.

Мистер Блохх пристально поглядел на собеседницу сквозь стекла защитных очков. Эта женщина прекрасно знала, чего хочет, и вела себя соответственно – никаких двусмысленностей, никакой многозначительности, никаких намеков – лишь уверенное движение к намеченной цели. В какой-то степени он уважал это, но при том еще и презирал, поскольку таких людей не составляло труда просчитать. С ними можно было выстраивать схемы на множество шагов вперед, и они, как правило, примерно следовали по намеченным траекториям, послушно шагали на уготованные им клеточки и двигались сугубо туда, куда было нужно ему. Ведь они привыкли ходить таким образом.

Что касается миссис Четвин, то она страдала болезненным чувством собственничества и неизлечимой манией по отношению к своей младшей сестре. Ее ничто не волновало, кроме желания остаться с сестрой лишь вдвоем, как в выдуманном ею детстве, когда они были неразлучны. Вот только перед ней встало некое препятствие на пути к достижению желаемого, и это препятствие она решила убрать самым жестоким образом. До недавнего времени у нее не было подходящего средства для этого; и какая все-таки удача, что ее доверенный адвокат посоветовал ей некоего мистера Блохха, которого назвал «консьержем преступного мира» и «талантливым устранителем чужих препятствий»…

«Трудс» тем временем вырулил на Бремроук, проехал два квартала и подкатил к обочине. Остановился. Экипажник постучал в окошко за своим местом, давая пассажирам знать, что они прибыли.

– Вам не стоит переживать, миссис Четвин, – сказал мистер Блохх. – Ваше дело близится к завершению и будет исполнено еще прежде, чем я добуду Вещь. Сегодня вам стоит наведаться на Каштановую улицу примерно к часу дня. Устройтесь напротив дома, не покидайте экипаж, ну а мне как раз нужно выгулять Карину – что-то она засиделась взаперти.

Миссис Четвин поморщилась – она прекрасно знала, кто такая Карина, – но почти сразу на ее тонких губах появилась отвратительная улыбка. Этой вероломной и коварной женщине улыбаться совершенно не шло.

Мистер Блохх открыл дверцу экипажа и вышел в туман. Напоследок проговорил:

– И возьмите с собой ваш театральный бинокль, миссис Четвин.

После чего захлопнул дверцу и отошел в сторону, глядя, как черный «Трудс» снова возвращается в ленивый поток экипажей. Вскоре тот стал лишь грязной чернильной каплей в этом потоке и исчез в клубах дыма, вырывающегося из десятков выхлопных труб.

Мистер Блохх огляделся по сторонам, плотнее закутался в пальто и двинулся вглубь переулка Фейр.

Глава 2. В свете багрового фонаря

– Увели! Проклятые ублюдки! Увели! Украли нашего убийцу!

Лицо констебля Хоппера было морковного цвета от ярости. Он схватил за грудки несчастного бродягу и швырнул его в стену дома. Тот сполз по ней и захрипел на земле. Хоппер с размаху пнул бедолагу носком башмака под ребра.

– Проклятые адвокаты! Ненавижу проклятых адвокатов!

В Габене полицейские и адвокаты были злейшими врагами, и чувства констебля Хоппера разделяли все его коллеги без исключения.