Небо было ясным и залитым мягким светом, какой бывает только в северных землях. Здесь даже в середине лета солнце не жарило, стирая все краски и оставляя после себя лишь выгоревшую белизну.
В воздухе витал аромат весны. Я различил древесную смолу, едва уловимый запах реки и навоза. Куда ж без него?
Внизу вилась, спускаясь с пригорка, улица, вымощенная булыжником. Пустая. Даже удивительно, с учетом того, как в храм не столь давно рвались прихожане.
Чуть поодаль стояли дома с их черепичными крышами и деревянными ставнями. Я успел заметить старый колодец, только-только начавшие зеленеть деревья и вольготно развалившегося на брусчатке кота, гревшего свое рыжее брюхо под солнцем.
Одним словом, вокруг были тишь, гладь и небесная благодать. «Отличное место, чтобы схорониться самому и похоронить чужие тайны», – пришло вдруг на ум.
Но тут желудок напомнил о себе. Да так, что стало понятно: есть я уже не хочу. Только жрать. Пуститься в разнузданную и безостановочную пищевую вакханалию с жареным мясом, свежими пшеничными лепешками, зеленью, сыром, сладостями, а главное – без вина! К нему у меня пока была стойкая непереносимость. Но это были запредельные мечты. В реальности, если удастся разжиться ковригой хлеба – уже хорошо.
Так что я отправился на обход храма, чувствуя себя при этом караульным. Ну и пусть. Зато, почти заложив круг вокруг обители, я нашел то, что искал, – маленький домик, который утопал в зелени. Похоже, это и был домик прошлого светлейшего. Причем замок, как я выяснил опытным путем, на двери у этого жилища был исключительно от честных людей. Даже отмычки не понадобилось, чтоб его вскрыть. Достаточно было пихнуть, и дужка отвалилась сама.
Я толкнул створку и вошел внутрь. Да, как-то скромно и тихо, точно в склепе. А их я повидал немало, было с чем сравнить. Полки же, как выяснилось чуть позже, были столь же пусты, как и мой резерв после того, как уложил целую стаю кладбищенских гулей.
«Ну что ж, – подумал я, – похоже, этот отец Карфий был не только настоящим священником, но и святым и питался не иначе как благодатью небесной и молитвами».
Дальнейшие поиски показали, что кое-что съестное в доме все же было: луковица, черствый до состояния гранита хлеб и… что-то, что мне так и не удалось распознать. Все потому, что в этом странном куске было слишком много жизни. В основном плесневелой. А я все же специализировался по смерти, так что одно мог сказать точно: если съем это нечто, есть все шансы сыграть в ящик. И я не о клавесине.
Положил свои находки на стол, соорудив картину, полную символизма. Лук как знак слез и страданий по голодному мне и напоминание о бренности бытия. Хлеб, твердый, как вера истинного праведника, – орудие убийцы: им можно было отлично пробить череп. А третье – прах и тлен во плоти.
Был бы я преподобным, наверное, взмолился бы вышним богам, чтобы те дали мне силы сотворить из этого трапезу, достойную хотя бы скромного жреца. Но я был практичным некромантом и прикинул, что лучше поищу местную харчевню.
И только я достал из сумки оставшиеся деньги, как раздался стук в дверь. Настойчивый такой, напористый. Я бы сказал, таранный. От подобных бодрых дробей я не ждал ничего хорошего. После таких обычно звучало: «Именем владыки…»
Но сегодня судьба ограничилась лишь ударами о створку.
– Кто там? – крикнул я, не спеша открывать.
– Это тетушка Майлика, преподобный, откройте…
Я решил, что хуже не будет, и, подойдя к двери, отодвинул засов.
На пороге стояла старушка – небесный одуванчик. Невысокая, щупленькая такая, что могла за швабру спрятаться – и никто не заметил бы, седая и… с пирогом в руках!
– Вот, испекла для вас, чтобы не голодали. А то я знаю нашего капитана. Он с дороги-то приветит, а накормить – не накормит.
И бабуля протянула мне пирог. Тот пах просто изумительно, был с поджаристой корочкой и так и манил. Одним словом, был типичной приманкой. Только если в мышеловке – сыр, то в маголовке – свежий пирог. Мясной. На него-то я и попался. Взял, наивный дурак.
– Благодарю вас, почтенная Майлика, за столь неожиданный и приятный дар, – ответил я, принимая снедь.
Тут-то выяснилось, что старушка и не собиралась уходить. Она прищурилась и, словно хитрая полярная лисица, добавила:
– А еще у меня есть совсем новенькое кадило. И ладана запас… они мне совсем не нужны. Могу отдать, у меня все с собой… Только исповедуете меня, преподобный, прямо сейчас, без очереди?
Никогда не думал, что полный песец может выглядеть так худо, старо и при этом напористо. Будучи некромантом, в своей жизни я повидал всякое. Меня многие пытались сожрать, покалечить, пару раз сжечь на костре… но чтоб дать взятку кадилом?
– Бабуля, какой грех тяжкий на вас, что вы так стремитесь к причастию? – осторожно полюбопытствовал я.