Мое темнейшество

И взглядом указал на меня. Я внимательно посмотрел на себя и увидел, что после вчерашнего дня мое одеяние слегка поизносилось. Сначала были роды и избавление от ядов. Но это ерунда. Пара капель крови, следы от расплескавшегося зелья…

Потом, когда я заглянул в гости к старушке и выслушал ее исповедь, на рукаве появилось масляное пятно от сдобы. Но, в принципе, больше ничего страшного с тканью не случилось.

Но вот ночной забег по погосту ее добил. Дырок на сутане было больше, чем целой ткани. С таким коленкором логично было бы провести завтрашнюю мессу в моей традиционной одежде – кожаных штанах и рубахе. Ну, можно еще было накинуть плащ поверх и шляпу вместо патерской биретты…

Только, боюсь, прихожане слегка бы не оценили мой облик. Все-таки у них были традиционные представления о том, как должен выглядеть местный патер. И вот тут у меня была проблема, потому как, если бы я вышел в традиционной сутане, которая у меня ныне имелась, я бы выглядел очень нетрадиционно, и в своей одежде – тоже…

– А у вас запасной сутаны нет? – ворвался в мои мысли голос мальца.

– К сожалению, нет, – констатировал я.

– А может быть, вы возьмете одеяние преподобного Карфия? Мы вроде бы видели в шкафу, когда искали свитки, сутану. Она очень даже парадная. А то, что на пару размеров меньше, – так может, придется все-таки вам впору?

Конечно, было отрадно думать, что в тебя верят с такой силой… Но лично у меня были большие сомнения. Правда, чем некромант не шутит, пока маг жизни спит… Я решил испытать судьбу, достал сверток ткани и развернул тот.

Ну что сказать? Я, конечно, помнил, когда я читал заклинание упокоения, что мой предшественник был не столь широк, высок и еще много чего «-ок», как я, но не думал, что разница такая большая… Его сутана доходила мне ровно до колен. А по ширине… что ж, если я похудею за эту ночь вдвое, то, возможно, и влезу. Понял это и малец.

– Преподобный, а ваша сутана не такая уж и рваная… Ее только чуть-чуть подштопать надо, – осторожно заметил служка и предложил: – Давайте я заберу ее, и вечером моя мама зашьет все дырки. Она отличная портниха! – заверил он меня.

Я же критически глянул на свое одеяние. Конечно, мне не раз доводилось работать иглой и заделывать прорехи. Правда, те были чаще не на ткани, а на мне самом… Выходило добротно, и заживало все хорошо. Хотя было при этом не очень красиво. Уж точно не гладью и крестиком. Так что решил: женские руки с тканью справятся лучше…

– Хорошо, – ответил я, прикидывая, надо бы дать матери парнишки плату за работу. Не деньгами, так хоть чем-нибудь… Вроде у меня в сумке фибула была. Хоть и латунная, но сделанная мастерски. И полы плаща хорошо держала.

Так что вместе с порванной одеждой я отдал ее мальцу со словами:

– Это матери за работу.

– А давайте я еще и сутану преподобного Карфия возьму. Ну, на всякий случай… Вдруг матушке удастся ее расставить хотя бы в плечах, – неуверенно предложил парнишка.

Мне по-щегольски модного (лет сто так назад) облачения было не жаль. Никогда не любил желтый цвет. А этот еще и был с претензией на золото. Выцветшее такое золото, пыльное…

Парнишка, забрав обе сутаны, ушел. Я же сел за стол и впервые в своей жизни стал писать шпаргалку. В приюте это делать было не надо, поскольку директора не сильно-то и заботило образование детей. А когда уже был подмастерьем некроманта, о шпаргалках речи и не шло: либо ты знаешь заклинание наизусть, либо лежишь в могиле, повторяешь невыученное, но уже на том свете. Эта метода преподавания мессира была проста, но очень действенна: зубрил я все так, что даже буду подыхать – вспомню и плетения, и слова призыва.

А вот сегодня пришлось строчить подсказку. Писал я не сильно мелко и не очень аккуратно – все же с каллиграфией у меня отношения были как с инквизицией: мы о существовании друг друга знали, но старались не встречаться по моей инициативе. Так что как умел, но подобие конспекта со свитка все же набросал. Закончил за полночь и лег спать, когда на небе уже вызвездило.

На этот раз в бок из матраса мне уже ничего не упиралось.

Утро разбудило меня лучами солнца. Те проникали сквозь слюдяное, расстеклованное на мелкие грязные ромбы окошко. В лучах, что падали на деревянный, не шибко чисто выскобленный пол, танцевали пылинки. Было утро. Я потянулся на постели и встал. Доел остатки пирога и начал собираться. Поскольку из вещей у меня были лишь сапоги, штаны да рубашка, управился я быстро. А потом отправился в храм.

Там, в ризнице, меня уже ждал служка, довольный парнишка сиял как новенький медный грош.

– У мамы все получилось, – радостно сообщил он и развернул сверток, который держал в руках.

Ткань размоталась, ударила об пол, и я увидел свою сутану. Или не совсем мою… Надо сказать, что мое прежнее одеяние было неприметного, почти черного цвета, практичного и удобного в дороге, а главное, не привлекавшего внимания.

Сутана же отца Карфия была цвета куриного желтка. Пижонистая, насколько может быть пижоном почти столетний старик.

– Мать моя упырица! – вырвалось невольно, когда я увидел оригинальное портновское решение.