Моей надежды серебро

Я снова посмотрела на портрет. Эту девушку-подростка я утешала в овраге неподалеку от поместья, и ее же, повзрослевшую, увидела однажды в отражении зеркала в маленькой квартирке Александра и Ирэн в Срединном мире… Вот и еще одна причина вернуть в Кроттон законного короля! Ведь тогда его жена сможет увидеться с родными, и, возможно, они простят друг друга и обретут снова.

Управляющий показывал нам комнату за комнатой. В личные покои допускались только члены семьи, друзья, к ним приравненные, и слуги. Чужак не мог оказаться здесь и, соответственно, не мог полюбоваться самыми ценными предметами интерьера и вещами – бережно хранимыми с незапамятных времен, передаваемыми из поколения в поколение. Лигос просто молодец, что додумался до подобной рекламной акции, но представляю, скольких сил ему стоило уговорить поучаствовать в ней глав архаичных кланов!

– Кабинет хозяина! – торжественно провозгласил старик, открывая резные двери.

Окна просторной комнаты выходили на бескрайние Кроттонские поля. Среди золотых нив торчали шляпки милопеев с рожками печных труб, будто гномы в смешных шляпах выглядывали то тут то там. Стены комнаты были отделаны бело-голубой тканью – цвета клана Тот – с золотым орнаментом. Еще крепкая, отполированная до блеска мебель дышала древностью. На огромном черном столе нашлось место и золотому канцелярскому набору, инкрустированному самоцветными камнями, и куче картинок в разнообразных рамках.

– Вот мой хозяин со своей возлюбленной, – старик улыбался, протягивая мне одну из них. – Правда, прекрасная пара?

На картинке будущий Младший министр обнимал смеющуюся Лиану, которой пришлось приподняться на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. Здесь они были молоды и прекрасны, эти герои последней войны, а их смех, сияющие глаза и сплетенные руки являлись символом любви, победившей смерть.

– Как это здорово! – искренне сказала я. – Они великолепны! Кстати, вы, случайно, не знаете, где сейчас может быть Лиана Сивилла? Я всю жизнь мечтаю получить у нее автограф!

– Они расстались сразу после войны и не поддерживали отношений, – пожал плечами старик. – Если бы они писали друг другу письма, я бы знал об этом.

Я почувствовала себя глубоко разочарованной.

– Жаль! А откуда у вашего хозяина эта картинка?

– Лиана подарила, – управляющий перевернул рисунок, – здесь и памятная надпись есть!

Прочитав несколько слов, написанных резким почерком, я так вцепилась в локоть Транша, что братец едва не взвыл.

– Вот это… – я потыкала дрожащим пальцем в одно из слов, – это – тоже боевое прозвище?

– Конечно, – кивнул управляющий. – Сейчас все как-то позабылось, но те, кто сражался бок о бок в последней войне, их помнят!

В порыве чувств я крепко поцеловала ошарашенного старика, горячо поблагодарила за экскурсию, выразила величайшее почтение его хозяину, и, все еще держа за руку Транша, потащила его к выходу.

– Шарен!.. Шарен, да что случилось? – шипел он, пытаясь вытащить локоть из моих пальцев – как и всякая кошка, я при желании могла быть очень цепкой.

– Теперь я знаю, где искать Лиану! – шепнула я ему на ухо. – Побежали скорее к ней, пока она еще куда-нибудь не пропала!

* * *

Наш путь лежал в Верхний Тайль. Мучимый любопытством Транш пытался задавать вопросы, но я отмалчивалась – мне нужно было подумать.

В одном из разговоров со мной Лигос, говоря о капитане Сивилле, дал ей очень точную характеристику: «Мощная дамочка! Во время разговора с ней мне все время хотелось проверить, достаточно ли мужественная у меня прическа, чистые ли руки и правильно ли подвешена шпага!» А ведь и у меня возникли подобные мысли – при посещении Катакомб Смерти. И, конечно, архимагистр Боран, как один из участников войны, знал прозвища тех, кто воевал с ним бок о бок!

Мы соскочили с Лунного луча во дворе Тайлевилльского университета магии. Транш, кажется, обиделся, потому что замолчал. Оживиться его заставил лишь морок горного тролля, прошедший мимо и выплюнувший ему под ноги чью-то большеберцовую кость. Впрочем, на нас тролль внимания не обратил. Подозреваю, что причиной этому была ярко вспыхнувшая брошь в виде серебряного паука, которую я прикрепила к камзолу. Брошь когда-то дал мне Черный Боран для прохода в Катакомбы Смерти, и с тех пор я носила ее в поясной сумочке.

В знакомый уже зал с менгирами Стоунхенджа я буквально ворвалась, дрожа от возбуждения. Но… кресло посередине, в котором обычно вязала на спицах импозантная старушенция, при одном взгляде не которую хотелось привести в порядок шерстку и вылизать лапы, пустовало.

– О нет! – воскликнула я. – Нет-нет-нет! Небесные Кошаки, пожалуйста!

– Здесь нельзя повышать голос! – раздалось за моей спиной.

Резко обернувшись, я увидела ее выходящей из третьего дверного морока. В руках у старушки был портновский метр. Видимо, она снимала с кого-то мерки для своего следующего вязаного шедевра.

Я склонилась в глубоком поклоне. Как не склониться перед легендой из своего детства?

– Прошу прощения, госпожа, но мне необходимо с вами поговорить! И я очень расстроилась, обнаружив, что вас здесь нет!