Могила Густава Эрикссона

– А вас, кашинских, кто заставлял писаться за пидора? Или, может быть, вы решили собрать из братвы секцию добровольных помощников краснопёрых?

За столом повисла грозовая тишина. Краем глаза я заметил, что больше всех напрягся Жора. Его можно было понять: наезд был страшный и предъява недетская. Либо дальше будет аргументация, либо за такое можно и ответить. Воробью было положено говорить в этой ситуации, он и сказал:

– Георгий Николаевич объяснил, конечно, что Вы вор авторитетный, но, может быть, Вы в силу возраста действительно слегка путаетесь? Такие предъявы надо обосновывать. И что за пидор, за которого мы пишемся?

– Да Роберт Иванович ваш.

– С чего бы это вдруг он пидор? Ну, автоматчик – да. Так оно и не возбраняется. Он же не шапку одевает, а тему рулит. К тому же, дядька он вполне заслуженный, полковник, два Ордена Мужества.

– Да что ты говоришь?! – я выходил на пик куража. – А ну-ка, Георгий Николаевич, достань свою тыкалку и забей в поисковик вот это.

Я протянул Ташкенту клочок бумаги с названием статьи. Жора начал стучать пальцем по дисплею. Статья загрузилась. Надо признать, что моя идея вистовать стоя была наредкость удачна. Обычное благодушно-придурковатое выражение с физиономии Сороки, как ветром, сдуло. Лицо у него стало угрожающе страшным. Становилось понятным, что мой наезд на кашинских – это так, цветочки. Читал Георгий Николаевич долго, минут пять. После этого сделал несколько борцовских движений, разминающих шею, и, ели сдерживая ярость, обратился к Воробью:

– Ну, и как это понимать, Владик? Вы что здесь творите?

Воробей понял, происходит что-то из ряда вон. Но старался сохранить своё дипломатическое спокойствие. Он взял у Ташкента смартфон и стал читать газетную статью дремучего 2000-го года. А повествовала статья о позорном скандале, разразившемся в Управлении внутренних дел по Зеленоградскому административному округу. Новый начальник Управления из молодых да ранних полковников, не пробыв в должности и полгода, закрутил масштабную и впечатляющую мошенническую схему, которая давала баснословные прибыли. И росло бы и крепло благосостояние простого российского милиционера, меньше чем за десять лет всеми правдами и неправдами выросшего из простого опера на земле до начальника целого округа Москвы, если бы не одно «но». Заключалось оно в том, что юное дарование от быстрого карьерного роста совсем попутало берега и решило бомбануть не кого-нибудь, а целый «Мегафон». А это, согласитесь, некоторое головокружение от успехов. Естественно, компетентные сотрудники Федеральной службы безопасности были шокированы такой наглостью и быстренько соорудили на молодого полковника уголовное дело по четвёртой части сто пятьдесят девятой статьи. И наверняка зло бы было наказано, если бы главный герой репортажа не был настоящим игроком. Почувствовав излишнее внимание к себе со стороны старших братьев, он ушёл в бега за границу, в ближнее зарубежье. Его, конечно, объявили в Федеральный Розыск, но было поздно, хризантемы отцвели.

Звали юное дарование Роберт Иванович Писаренко. В статье присутствовала его фотография в полковничьем милицейском кителе. Выглядел он, безусловно, на двадцать лет моложе, чем сейчас, но спутать эту надменную и откормленную рожу было невозможно. Орденов Мужества на кителе, правда, не было, зато присутствовали ведомственные эмведешные медали «За доблесть в службе», «За боевое содружество» и за выслугу лет.

Воробей читал статью на смартфоне, а Пушок заглядывал ему через плечо. Когда они подошли к концу и рассмотрели фото Писаренко со всех ракурсов, на Воробья было жалко смотреть, а Пушок, будучи простым парнягой, сказал:

– Ну, Юрий Владимирович, я думал, что Вы – уважаемый человек, а Вы – просто красавчик.

Да, у меня сегодня был бенефис.

Жора Ташкентский обратился к Воробью:

– Что будем делать-то, Владик?

Владику надо отдать должное, он пытался сохранять спокойствие:

– Вы позволите мне позвонить?

– Сафону, что ль? – Жора реально выходил из себя. – Звони, только тут, чтобы мы всё слышали.

Вот тут-то наш дипломат и превратился в бабу-истеричку, хотя понять его, конечно, можно:

– Сафон, ты чего меня под такой пиздорез подставляешь? Какой пиздорез? А ты приезжай сюда по-быстрому, тебе всё объяснят.

Обстановка накалилась до придела, что совершенно не входило в мои планы.

– Слышь, Воробей, остынь. Никто тебя мочить не собирается. Через сколько Сафон подъедет?

– В пределах десяти минут будет, – кажется, мой примирительный тон Воробья слегка успокоил.

– Вот и давайте, бродяги, покурим за эти десять минут и выпьем по коньячку за Воровской Ход, – мне нравилось изображать старого доброго дядюшку. – Перестрелять друг друга мы ещё успеем.

А вот это я сказал зря. Жорик был не большим любителем играть втёмную, и моя последняя фраза его совсем озадачила.

– Какие-то возражения, Георгий Николаевич?

– Да что ты, Юрий Владимирович, коньячку, так коньячку.