Могила Густава Эрикссона

– Очень сложно. Это надо рубиться одному с сотней батыров под стенами Козельска. Или защищать Лавру от литвинов и поляков, понимая, что помощь ниоткуда не придёт. Или повести от ручья Стонец последний эскадрон кирасир против двух драгунских бригад. Или под Ржевом поднять всё, что осталось от роты, в третью за день фронтальную атаку.

– Но я же тоже воевал, Господи… – тихо сказал я, а сам в душе порадовался за Михаэля-Андреаса, нашего самого скромного, самого недооценённого и самого оболганного полководца. Значит, он летает над Русью журавлём, ведь это же он повёл кирасир от ручья Стонец.

Бог с раздражением отбросил окурок:

– Себя-то самого не смеши! Войну нашёл. Всем известно, со времён Печорина все лишние люди, герои нашего времени, всегда воевали на Кавказе. Не, не пойдёт, – Он забрал у меня бутылку, выпил ещё и надолго задумался. Мне даже стало Его жаль:

– Да не переживай ты так! Отправляй меня спокойно в эту свою Зону размышлений. Знаешь, по сравнению с моей жизнью, мне там будет хорошо, спокойно и комфортно.

– Нет. Туда ты не поедешь. Мой косяк – Мне и отвечать. Это же Я тебе устроил такую жизнь, в сравнении с которой хорошо, спокойно и комфортно даже в Зоне размышлений. А ведь так здорово всё начиналось! Ребёнок ты был такой добрый и способный…

Вседержитель выпил ещё коньяка и закурил.

– О! Эврика! Нашёл! – закричал Он, я аж встрепенулся от неожиданности. – Знаю, что с тобой делать! А отправлю-ка я тебя в лето 1983 года.

Мать растила меня одна, и каждое лето снимала дачу в деревне Новоалександрово неподалёку от яхт-клуба ДСО «Труд», где она когда-то занималась парусным спортом. Тогда это было совершенно дикое место на полуострове, вдающемся в Клязьминское водохранилище. Когда лето выдавалось тёплым, из воды можно было не вылезать, тем более что была она чистой-чистой, почти питьевой. Но главным было не это. К югу от деревни, через поле, на котором растили кукурузу, начинался волшебный лес, тянувшийся на много километров. Тогда он казался мне огромной и бескрайней страной. Был он на удивление разнообразным, чего там только не было. И ручьи, и болота, и сосновые боры, и дубовые рощи, и березняки, и еловый бурелом, и огромные лесные поляны. Зверей в этом лесу было видимо-невидимо. Ни разу не случалось, чтобы я не встретил лося, или стадо косуль, или семейку кабанов. Лисы приходили в деревню воровать кур, и им приходилось делить сферы влияния с хорьками. Зайцы разоряли огороды, а ежи и белки встречались на каждом шагу. Грибы в этом лесу росли с конца мая и до самого снега в немыслимых количествах. Нежити я там никогда не встречал, но мне всегда казалось, что должна быть у этого леса хозяйка, добрая волшебница, заботящаяся и присматривающая за всем этим великолепием.

Ребёнком я рос нелюдимым, со сверстниками общался мало, зато много читал и целыми днями пропадал в своём волшебном лесу. Я наблюдал за его жизнью и сам становился его частью.

Этого леса давно нет в живых. Находился он всего в одиннадцати километрах от МКАДа. И в середине 90-х тупенькие, но хваткие, недолюди, растащившие свою Родину, которая тогда извивалась в предсмертных конвульсиях, и обобравшие до нитки ближнего своего, вырубили его под чистую и понастроили дорогих коттеджей. Особняки протянулись от посёлка Северный до села Троицкое. Теперь никакой природы там нет, только метастазы раковой опухоли Москвы.

Тем временем Всемогущий реально радовался столь удачно найденному решению:

– Отправлю тебя в лето 1983-го, и будешь ты целыми днями купаться в водохранилище, читать свои книги и бродить по волшебному лесу, к которому ты относишься, как к самому дорогому тебе человеку. В семь пятнадцать будешь встречать автобус, на котором с работы будет возвращаться мать. И никто там тебя не обидит. Ты будешь думать, что впереди долгая, интересная и счастливая жизнь. А вся боль, которой у тебя в жизни действительно было многовато (мой косяк, признаю), пройдёт и забудется. И, знаешь, что Я ещё для тебя сделаю?

– Бесконечен Ты, Господи, в милосердии Своём.

– Помнишь, пять лет назад под Микулиным в глухом лесу ты встретил колдунью, которая живёт там с XIV века?

– Помню, Господи, такие встречи не забываются.

– Она – нежить, конечно, но зла, отродясь, никому не делала и очень любит свой дремучий лес и всех живущих в нём зверюшек. Ты ей понравился тогда. Кстати, она ведь может превращаться не только в столетнюю старуху и в двадцатилетнюю девицу. Придётся Мне с ней договориться: пусть превращается в тринадцатилетнюю девчонку, перебирается хотя бы на время в твой волшебный лес и дружит с тобой.

Я взял у Бога бутылку, отхлебнул, набрался наглости и обнял его за плечо:

– Не по заслугам мне всё это, Господи. Не знаю даже, как Тебя благодарить за великое милосердие Твоё.

– Давай-ка без этих голубых пасторалей, – опасливо сказал Спаситель, окончательно напомнив мне Андрюху Лукьянова. – О! И самое главное забыл! Там в этом лете 1983-го с тобой будут все твои коты, которых ты так любил.

– И Кусь-Кусечка?

– И он, когда придёт его время.

Тут уж я не выдержал и заплакал:

– Спасибо тебе, Господи!